руке широкоплечий молодой парень в безупречном деловом костюме. Он шагал рядом с изголовьем, и на его лице почему-то лежала печать каменного безразличия ко всему происходящему.
Лиза все время пыталась сфокусироваться на этом лице. Ей казалось, что ни в коем случае нельзя терять сознание, хотя физические страдания тела уже превысили всякий мыслимый предел, и сладкая, черная дымка небытия манила, звала, будто долгожданная награда за муки…
Наконец мерное, болезненное покачивание прекратилось.
Чьи-то руки приподняли ее, видимо перекладывая в постель. Лицо доктора бледным пятном вплыло в круг ее зрения, постепенно обретая резкость, а вместе с ней и морщинистые черты пожилого человека.
– Ну, милая, давай посмотрим, что за дырку в тебе сделали эти говнюки…
Бранное слово неприятно резануло ее слух. Оно казалось неуместным в устах такого благообразного, чуточку старомодного джентльмена со смешным кожаным саквояжем в руке…
Прохладные пальцы мягко, вкрадчиво прошлись по ее предплечью. Лиза остро ощущала границу онемения, особенно в те мгновения, когда прикосновения вдруг исчезали, переставали восприниматься ею. Пожилой доктор не задавал никаких вопросов, да она была бы и не в силах ответить, поэтому просто лежала, мучительно скосив глаза на эти руки, и лишь крупные градины пота, выступившие на лбу, говорили о том, что Лиза остается в сознании.
Сбоку раздался щелчок открываемого замка, затем негромкое позвякивание каких-то инструментов, приглушенные голоса, вслед за которыми онемевшее плечо внезапно пронзила дикая боль…
– Спокойно… Все хорошо… Хорошо, милая, не выгибайся… Ох, какая ты упрямая, ну никак твое сознание не хочет теряться, – посетовал мягкий голос. – Давай теперь посмотрим, что у нас с рукой? – Он взял Лизу за запястье, ловким, бесцеремонным движением надрезал рукав, увидел неумело наложенную повязку и взрезал ее.
– А вот это скверно, моя дорогая… – пробормотал он. – Самолечение – это грех. – Джордан покачал головой, глядя на распухшее запястье и безобразный, глубокий порез, который тянулся извилистой, почерневшей полосой на фоне синевато-желтой, вздувшейся опухоли. – Придется вскрывать и чистить… – озабоченно пробормотал он, опять отвлекаясь куда-то в сторону.
Лиза ужасно боялась врачей, особенно хирургов…
Приглушенное позвякивание инструментов заставило ее похолодеть, сжаться. Силы уже окончательно покинули измученное тело, и сжиматься, трепетать могла лишь душа.
Боль в потревоженной руке внезапно прорвалась в притупленное сознание.
Невыносимая, острая, горячая…
Боль…
Багровые пятна поплыли перед глазами, и внезапно она со всей отчетливостью горячечного бреда поняла – это облака…
Низкие, багровые, клубящиеся, истекающие проливным дождем тучи, между которыми то и дело сверкали ослепительные разряды молний…
Где я?! Что со мной?!
– Быстро!.. Брызните ей на лицо. Да, вот из этого баллона!..
Дождь… Капли дождя упруго хлещут по расколотому забралу боевого