меня из моего ничтожества! О господи!..
Я надрался. Дело было к полуночи, дело было в баре «Якобит», и дело шло к десятой кружке «экспортного», что для меня, собственно, норма. Эш с Дином Уоттом, еще парочка старых приятелей – Энди Лендганд и Лиззи Полланд – приняли на грудь примерно по стольку же, но они, в отличие от меня, с поминок отправились по домам пить чай; я же почти весь день накачивался эрвилловским виски.
– Так ты, Прентис, ей об этом сказал? – спросила Эш, ставя очередную батарею кружек на щербатый медный столик.
– Ах, Эш! – хлопнул я по столу ладонью. – Преклоняюсь перед женщиной, способной за раз принести три кружки пива.
– Прентис, я спрашиваю: ты сказал ей, что влюбился? – уселась рядом Эш.
Из нагрудного кармана матросской куртки она достала бутылку крепкого сидра, а из другого – стакан с виски.
– Ух ты! – восхитился я. – Эш! Правда – ух ты! Лихо!
Я потряс головой, взял свою недопитую кружку и залпом ее прикончил.
– Отвечай девочке, – пихнул меня локтем в бок Дин.
– Нет, не сказал, – признался я.
– Трус, – обвинила Лиззи.
– Хочешь, я за тебя ей скажу? – предложил Дроид (после «Звездных войн» целое поколение Эндрю носит прозвище Дроид).
– Не-а, – сказал я. – Она ведь такая… баснословная. Такая…
– Но почему ты ей не скажешь? – спросила Лиз.
– Стесняюсь, – вздохнул я, положив руку на сердце, возведя очи горе и трепыхая ресницами.
– Да иди ты!
– Скажи ей, – потребовала Эш.
– Да к тому же у нее бойфренд, – снова вздохнул я.
– Вот оно что… – Эш уткнулась взглядом в пивную кружку.
Я пренебрежительно помахал рукой:
– Да он не в счет – чмошник.
– Ну, тогда все в порядке, – решила Лиз.
– Вообще-то, – нахмурился я, – если у Верити и есть недостаток, то лишь один: в мужчинах не разбирается.
– Э, да у тебя, стало быть, есть шанс, – весело проговорила Лиз.
– Ну да, – подтвердил я. – Она его вроде как отшить хочет.
– Прентис! – Эш постучала кулаком по столу. – Скажи ей!
– Не могу.
– Почему?
– Потому что не знаю как, – объяснил я. – Никому еще в любви не признавался. А сами-то хоть в курсе, как это делается? Какие слова ни скажешь, покажутся пошлыми, никчемными. Одни… одни клише.
Эш презрительно глянула на меня:
– Что за чушь.
– Слышь, ты, бывалая, – наклонился я к ней, – сама-то кому-нибудь говорила, что любишь его?
– Да сто раз, милый, – пробасила Эш, дуясь, и Дин захохотал. Эш хлебнула пивка и отрицательно покачала головой: – На самом деле – ни разу в жизни.
– То-то! – сказал я.
Эш наклонилась ко мне, ее длинный нос едва не соприкоснулся с моим.
– Идиот, пойди к девчонке и скажи.
– Не могу, – откинулся я на спинку стула. – Не могу, и все. Она слишком идеальная.
– Чего? –