в Конкор заставил его сесть в возок. Как ослушаться родительской воли?
И зачем он мог понадобиться отцу так спешно? Сколько ни размышлял об этом Яков, догадаться не мог.
Минувшую ночь Яков Строганов скоротал в Соли Вычегодской, остановился в огромном родительском доме с башнями, где прошли его детство и юность, начались радости и тревоги жизни.
Показали Якову новый сольвычегодский собор, еще в лесах. Строгановская постройка, хотя старший в роде увел сыновей на Каму. Воспоминания нахлынули, когда Яков подъехал к дедушкиным соляным варницам. Яков вышел из возка, свернул с большой дороги и увидел знакомый берег Вычегды. Как в детстве, пламенел закат, в воде отражались те же ели, березы и ивы. Около дома лежал памятный с детства камень, прозванный Семеном вороньим, – на этом камне Яков, тоже по стародавней привычке, посидел перед тем, как войти в дом.
Юность, далекая и чистая! Трое мальчиков-братьев жили еще дружно, но и тогда Яков уже привыкал во всем уступать Семену, ибо Григорий вообще в счет не шел, считался маменькиным сынком и никаких мальчишеских требований братьям не предъявлял.
Ночью в опустелом доме Яков долго не мог заснуть, прислушиваясь к шорохам, скрипу половиц, писку мышей. Мысленно перебрал в памяти всех, кого знал и видел в родном доме. Предстал перед ним дед, Федор Строганов. Богатырь, уже сгорбленный старостью, но все еще ходивший по дому босиком в холод и жару. Когда дед бывал в дурном настроении, он мог у себя в доме отвесить любому встречному – сыну, внуку или домочадцу затрещину: не ходи, дескать, со мной по одной половице!
Внуки любили деда за то, что он знал множество былей о старине и даже умел сказывать былины под звон гуслей.
Как живая, встала в памяти Якова и бабка, вся в черном, будто монахиня. Она всегда шептала молитвы и наказывала внучат строго – за малейшие проказы ставила на колени перед иконами, притом непременно на сухом горохе. Бабка стращала всех божьим наказанием, корила грехами, больно ударяла по рукам четками.
Образ матери был для Якова каким-то призрачным. Хворая, часто плакавшая, она больше остальных детей любила Григория. Видно, ему одному и достался весь запас материнской нежности.
Просторный дом всегда был переполнен людьми. Больше всего в нем перебывало купцов, старух-странниц, богомолок и монахинь, всегда кишевших возле матери и бабки. Был среди этих «странных» людей один старец. Он постучался в ворота строгановского дома в буранную ночь и назвался Симоном-землепроходцем. Это он заворожил отца и деда рассказами про богатства камского края и Сибири. Симон остался в доме на долгие годы, стал в семье своим человеком, обучал ребят премудростям счета и грамоты. Помер он неожиданно и унес в могилу свою тайну, ибо никто не верил, что он действительно простой странник-богомолец, за кого себя выдавал…
А отец? Яков с горечью вспомнил, что Иоаникий Строганов всего один раз за всю жизнь погладил его по голове. Позже сыновья надолго потеряли отца из виду, когда тот отправился на Каму. С удивлением Яков сообразил, что последняя встреча с отцом была у них лет пятнадцать назад!