и на культуру, но при этом с чувством государственной преемственности. Почему пошло наперекосяк? Почему власть в стране надолго взяла контр-элита, а зачастую и анти-элита? Загадка. И понадобился Путин, чтобы хоть чуть-чуть подсобрать страну! Видимо, тогда в середине восьмидесятых все сошлось: и слабые, прежде всего в интеллектуальном отношении, лидеры, и серьезный экономический спад из-за цен на нефть, как выяснилось, спад рукотворный, и заинтересованность Запада в ослаблении геополитического соперника, и наше советское мироощущение, основанное на романтизации революции и вере в линейный прогресс… «Завтра будет лучше, чем вчера?» Это почему же?
– Признается, что весь двадцатый век прошел под знаком Октябрьской революции. Она дала импульс и новому искусству. Под этим знаком сложились судьбы поколений. И Вашего поколения тоже. Ваше творчество родилось и расцвело в советские годы. Его можно было бы определить как критический реализм. Вы критиковали многое в той жизни, причем такие важные «структуры», как комсомол, армия. Вы хотели показать нежизнеспособность нового общественного строя, который дискредитировал себя, или речь шла об «отклонениях», о вещах не глобальных, которые можно исправить?
– Критики называют мою прозу «гротескным реализмом», пользуясь известным термином Бахтина, который считал, что «гротескный реализм» расцветает в эпоху острого столкновения старых и новых форм социальной и духовной жизни. Нынче модно среди деятелей культуры рассказывать о своей самоотверженной борьбе с коммунизмом. Особенно забавно это слышать от лауреатов и орденоносцев, увенчанных Советской властью. Так вот, я вас разочарую: диссидентом я никогда не был, а первые мои сочинения («Сто дней до приказа», 1980, «ЧП районного масштаба», 1981, «Работа над ошибками», 1985) продиктованы традиционной для отечественной литературы чувствительностью к социальным и нравственным уклонениям от здравого смысла. К сожалению, мы во многом повторили судьбу предреволюционных писателей, которые не жалели черных красок для самодержавной России и кликали бурю, а когда она все-таки разразилась, – ужаснулись. Но иначе мы не могли. Настоящий писатель – невольник своей нравственной боли. Кстати, последующее, после девяносто первого, поведение тех или иных литераторов, показало, кто боролся с неправдой, а кто воевал с «этой страной». Первые страшно переживали крах российской государственности, вторые буквально ликовали оттого, что «Красный Египет» стремительно катилась к геополитическому ничтожеству. Кстати, и теперь этот раскол заметен. Только первые теперь радуются усилению государства, вторые горюют… В России всегда встречались писатели, недолюбливавшие свое Отечество, но в таком количестве, как нынче, их никогда еще не было…
– Вопрос, связанный с предыдущим (хотя все они, конечно, связаны). Как вы относитесь к таким понятиям: советская цивилизация, советский народ, советский человек (кто только над ним не издевался – знаменитый «совок»