Алексей Слаповский

Туманные аллеи


Скачать книгу

просто показать хотел, при чем тут подружки?

      – Можешь не показывать, верю, вижу, что ты все умеешь. Молодой да ранний.

      – Что есть, то есть, – вздохнул Вася, как от тяжкой мужской обузы.

      И вдруг засмеялся. И смеялся все громче, не мог остановиться, повалился на траву, хохотал с подростковыми привизгами, вскрикивая:

      – Не могу!.. Умора!..

      – Чего ты? – улыбалась Даша.

      Он отсмеялся, сел, вытер слезы.

      – У меня бывает, – признался с неожиданным простодушием. – Начинаю смеяться – как приступ какой-то. Иногда просто ни с чего.

      – А я смеюсь редко. Мама отучила. Она у меня необычная, в церковь ходит. Когда я в детстве начинала смеяться, она сразу – смейся, дурочка, смейся, а потом над тобой бог посмеется. Я не верила, но смеяться меньше стала. И даже привыкла. Мне даже иногда неприятно смотреть, как люди смеются. Не все же смеются красиво.

      – Точно. Я сейчас тоже, наверно, по-уродски ржал?

      – Тебе все идет, Вася, ты гармоничный очень. А другие… Приглядись как-нибудь, как некоторые смеются. Рот раскрытый, а там зубы не всегда целые, тело трясется, а у тела и живот бывает, и грудь не очень упругая. Мне и мой собственный смех не нравится. Смеюсь, будто задыхаюсь. Вот мы с мамой и живем – без смеха. Меня из-за этого такой считают… Ну, как бы неприступной. Гордой слишком. И я такой понемногу становлюсь. Это бывает – кем тебя считают, тем и становишься. И мне так уже удобно. А это плохо, с таким характером можно одной остаться.

      Даша с удивлением осознавала, что так доверительно говорит чуть ли ни впервые. И с кем – с посторонним человеком, да еще почти мальчиком! Может быть, вспоминала она потом, это шло от неосознанного желания показать ему, что она видит в нем серьезного человека, мужчину, что уважает его? Или, видя его зеленую юность, своим доверием достраивала его, делала взрослее? А Вася имел хорошую интуицию, догадался, что от него требуется, – уж точно не валяться с хохотом по траве и не лезть сразу с обнимашками, слушал внимательно, задумчиво.

      – Да, – сказал он. – В жизни всякое случается. У меня вот тоже… Не у меня, у матухи с отцом. Гуляет он. И грубый бывает. Один раз пьяный ей такое сказал… А я рядом был, хотел его по морде кулаком. А сам думаю, отца кулаком по морде – как-то не это. Не того. Я тогда подушку схватил, – он коротко засмеялся – иронично, совсем как взрослый, – схватил подушку и начал его лупить. Он аж офигел, на меня вылупился: сынок, ты чего? Подушку порвешь!

      Даша и Вася засмеялись – он своим тонковатым смехом, похожим на подростковый, а она прерывистым, задыхающимся, но им обоим это не показалось некрасиво.

      Перестали смеяться одновременно, посмотрели друг на друга. Вася аккуратно положил руки ей на плечи, легонько потянул к себе, вопросительно глядя: да, нет? Даша прикрыла глаза, этим давая знать: да.

      И они стали встречаться каждый вечер. Обнимались, целовались, знала лишь трава, как друг дружкой любовались, говоря слова, поется в старинной русской песне, и замечательно, что ничего не сказано о том, какие именно слова говорили.

      Даша возвращалась за полночь, Оксана, спавшая рядом, тут же просыпалась, начинала выпытывать,