он опоздал, к тому же получится нечетное число учащихся, а значит, ему придется рисовать меня, а мне – его. Но старик казался безобидным. Он насилу передвигается, какая от него угроза? Моя обезображенная фотография и «Я тебя достану» – явно не его рук дело.
Разумеется, остальные не упустили возможности воспользоваться тем, что я не могу следить за ними и одновременно делать набросок со Стефана.
– Я не хочу рисовать Стена, мисс, у него нос огромный!
– Отвянь, Уэйн! Зато у тебя уши мелкие, совсем как твой…
– Следим за языком, – перебил Курт. – Вы в присутствии дамы.
– Учительский любимчик, – пробурчал кто-то.
Курт фыркнул, но благосклонно. Хотя он демонстративно старается помочь, мне до сих пор неловко, что он попадается мне на пути, куда бы я ни пошла. А реклама моего курса – он занимается этим по доброте сердца или чего-то ожидает взамен? Вдруг я все только испортила, признавшись в своих опасениях?
Вернувшись домой, поищу в интернете, что натворил Курт. «Гугл» для того и существует…
Но если я выясню о нем нечто чудовищное, мне станет невыносимо с ним работать. А я, хоть и не желаю в этом признаваться, уже привыкла рассчитывать на Курта.
– Может, кто хочет чая? – спросил он, прервав мои раздумья.
Дед – Барри – с грохотом выставил свою кружку на стол. Меня передернуло.
В комнате есть чайник, хотя кипяток потенциально опасен. Как я уже убедилась, порядки в открытой тюрьме весьма противоречивы. Заключенные имеют право пить чай во время занятий, а чаем, между прочим, можно сильно ошпарить, особенно если плеснуть нарочно. При этом острые предметы им брать в руки запрещено. Заключенные могут покидать территорию тюрьмы в маленьких белых минивэнах, но после работы – хоть трава не расти – должны бегом бежать в тот же минивэн и быть в своей камере вовремя.
Стефан увлеченно рисовал, не обращая внимания на шум.
– Хотите взглянуть? – сказал он, будто почувствовав мой взгляд.
Я ахнула – рисунок просто превосходен! Тени положены идеально, а именно светотень, как известно, представляет собой наибольшую трудность! Я почти забыла о найденной записке.
– Вы раньше рисовали? – спросила я.
– О, очень давно. В прежней тюрьме не преподавали рисования.
– А можно повесить на стену, чтобы все посмотрели? – перебил Барри. – И моих кошечек тоже!
От звука его голоса мне стало не по себе.
– Там видно будет.
Отвернувшись, я нечаянно налетела на Курта, несшего чашку чая. К счастью, чай не был особенно горячим, но на белой блузке расплылись пятна. Черт! Я подошла к столу и начала искать в ящике влажные салфетки.
В этот момент непонятно откуда раздался душераздирающий вопль:
– О Господи! Зарезали!
Сперва я решила, что это чья-то дурная шутка, но в следующее мгновение кровь застыла у меня в жилах.
Барри лежал на полу, воя от боли, а из головы сбоку торчали ножницы – те самые, которыми я разрезала листы перед началом урока. Не чувствуя