протестантского князя, писаря польного литовского. Его Богуслав более, чем хорошо знал, они вместе сражались под знаменами Януша Радзивилла, вместе осаждали Могилев… И вот, Полубинский только-только перешел на сторону Яна Казимира. «Убью, предателя», – заскрежетал зубами Богуслав. Он готов был порубать Полубинского в куски.
Конница Слонимского князя храбро налетела на хоругвь Радзивилла, но ее быстро расстреляли меткие мушкетеры Слуцкого князя, а драгуны довершили разгром. Сам Полубинский, получив пулю в руку и саблей в бок и по лицу, еле ушел. Раны ему нанес не кто иной, как сам Слуцкий князь. Богуслав, увидев Полубинского, пришпорив коня, лично понесся на него с вытянутой в руке карабелой. Путь ему пытался преградить верный адъютант Полубинского, но Богуслав срубил того одним ударом и вот уже сошелся с самим польным писарем. Раненный в руку Полубинский с трудом отбил два удара, получив скользящий удар по щеке, но третий удар рассек ему бок. Слонимский князь громко вскрикнул от боли и припал к шее коня, стараясь усидеть в седле, понимая, что пришел ему конец. Богуслав злорадно усмехнулся и занес саблю, чтобы зарубить предателя… Эх, если бы знал Богуслав как переживал Полубинский смерть Януша Радзивилла! Целую неделю топил свою скорбь в вине. А потом целый месяц не знал что делать. В итоге решил последовать примеру Кмитича: «Раз армия собирается вокруг Сапеги, то и я пойду, пусть и нарушу клятву Карлу Густаву. Родина дороже клятвы иноземному королю», – решил Полубинский. И вот теперь его жизнь висела на волоске, зависела лишь от взмаха руки Богуслава Радзивилла.
Неожиданно рука с клинком, готовым добить поверженного врага, замерла. Радзивилл глядел на кровь, что заливала бедро польного писаря, на обмякшее тело Полубинского… Что-то сломалось внутри Слуцкого князя. Мелькнула в памяти сцена дуэли во время похорон брата Богуслава Константина Острожского. Двадцатидвухлетний Богуслав бился тогда с князем Тальмонтом, сыном князя Латримуля, и ранил своего обидчика. Тальмонт упал, окровавленной рукой зажимая рану, а Богуслав, желая добить наглеца, не смог сделать этого. Его рука, его сердце задрожали в тот момент, и этого хватило, чтобы к Богуславу подскочил его секундант француз Рэмон: «Пощади его!» Затем Рэмон повернулся к поверженному Тальмонту: «Мсье! Просите пощады!» – «Пощады», – процедил сквозь зубы Тальмонт. Все вышло очень даже хорошо для Богуслава в тот момент, его слабости никто не заметил, Рэмон спас ситуацию. И вот сейчас… Губы Богуслава дрогнули, рука задрожала… Он сейчас всем сердцем желал помочь раненому товарищу сойти с коня и побыстрее наложить повязки на его кровоточащую рану. Богуслав испугался навалившегося на него щемящего чувства жалости к Полубинскому. Он круто развернул коня и поскакал обратно…
За несколько часов до приближения Богуслава к Тикотинскому замку об этом стало известно Сапеге. Новый гетман, уже раз разбитый шведами, страшно всполошился и приказал быстро снимать осаду замка и уходить. Он готов был