цермонии вышедший из храма царь самолично ударил в барабан, после чего все маски разом сбросили плащи, и площадь запестрела разнообразнейшими костюмами. Всего собралось около тысячи масок, разделенных на большие группы и стоявших в назначенных для них местах. По данному сигналу участники начали медленно ходить на большой площади процессией, по порядку номеров, и гуляли таким образом часа два, чтобы лучше рассмотреть друг друга.
По словам камер-юнкера Ф. Берхгольца, наблюдавшего за происходившим собственными глазами, наиболее странное зрелище представляли собой князь-папа и коллегия его «кардиналов» в их полном наряде. «Все они величайшие и развратнейшие пьяницы, но между ними есть некоторые из хороших фамилий. Коллегия эта и глава ее… имеют свой особый устав и должны всякий день напиваться допьяна пивом, водкой и вином. Как скоро один из ее членов умирает, на место его тотчас, со многими церемониями, избирается другой отчаянный пьяница».
Из дальнейшего, весьма пространного описания того же очевидца приведу лишь чрезвычайно красноречивую деталь. Одного из главных маскарадных персонажей, бога виноделия Бахуса, очень натурально представлял «человек приземистый, необыкновенно толстый и с распухшим лицом», облаченный в тигровую шкуру и увешанный виноградными лозами. Причина столь поразительного наружного сходства с античным божеством заключалась в том, что накануне маскарада беднягу целых три дня постоянно поили водкой, не давая ни на минуту заснуть!
Во время праздничного застолья всех пирующих принуждали к беспрестанному опорожнению бокалов, результатом чего стало немалое количество опившихся насмерть людей. По-настоящему весело в этой толпе людей, ряженных против воли, чувствовал себя один царь. Шутовская свадьба закончилась тем, что доведенных до скотского состояния «молодых» отвели в стоявшую перед Сенатом деревянную пирамиду, где заставили еще раз выпить водки из сосудов, сделанных в виде женского и мужского детородных органов, после чего оставили одних. Однако, по замечанию Берхгольца, «в пирамиде были дыры, в которые можно было видеть, что делали молодые в своем опьянении».
Такой вот довольно отталкивающий вид приняла «маскарадная потеха» в стране, где человеческое достоинство намеренно грубо попиралось. Возможно, таким образом Петр стремился обратить в ничтожество все прежние титулы и звания, поставив во главу угла лишь подлинные заслуги, но делал это, по своему обыкновению, удручающе варварским способом.
С течением времени нравы смягчились, и к середине XVIII века маскарады перестали сопровождаться развлечениями вроде вышеописанных, равно как и принудительным пьянством. Императрица Елизавета Петровна обожала веселые комедии, балы и маскарады, которые устраивались во всех царских резиденциях, не исключая даже полуразрушенного пожаром деревянного Смольного дворца, принадлежавшего ей, когда она еще была цесаревной. На одном из таких маскарадов, состоявшемся зимой 1745 года, гостям в легких бальных