«Гистории». С описанием Всешутейшего собора, этой злой попытки компрометации церковной иерархии, читатель встретится в предлагаемых материалах. Сейчас только процитируем князя Бориса Ивановича, чтобы читатель заранее представлял себе, какими методами молодой царь накануне путешествия в Европу разрушал авторитет старомосковской знати: «И в тех святках что происходило, то великою книгою не описать, и напишем, что знатного. А именно: от того начала ругательство началось знатным персонам и великим домам, а особливо княжеским домам многих и старых бояр: людей толстых протаскивали сквозь стулья, где невозможно статься, на многих платье дирали и оставляли нагишом, иных гузном яйца на лохани разбивали, иным свечи в проход забивали, иных на лед гузном сажали, иных в проход мехом надували, отчего един Мясной, думный дворянин, умер. Иным многие другие ругательства чинили. И сия потеха святков так происходила трудная, что многие к тем дням приуготовлялись как бы к смерти. И сие продолжалось до езды заморской в Голландию» (орфография в цитате приведена в соответствии с современными нормами).
Это писал не какой-нибудь иностранный злопыхатель, а русский аристократ, выросший рядом с Петром, герой Полтавской битвы…
Несмотря на свой импульсивный характер, Петр был великий прагматик. Все его действия имели несомненный смысл. И святочные бесчинства, которые он творил со своим ближним кругом, отнюдь не были просто пьяными молодецкими забавами. Таким безжалостным образом унижая в глазах русского люда тех, кто еще вчера был в почете и силе, Петр расчищал в сознании народа место для новой знати. Он ломал представление о социальном статусе.
Когда по возвращении из Европы (в данном томе читатель найдет выразительные свидетельства тех, кто наблюдал Петра в этот период) он стал резать бороды и в законодательном порядке переодевать людей в европейское платье, это было продолжение той же стратегии – разрушения миропредставления подданных.
Именно в этом унизительном для народного самосознания радикализме наиболее проницательные свидетели видели причины упорного сопротивления нововведениям, выливающегося в открытые мятежи.
Показательна эволюция представлений осведомленного и вдумчивого Уитворта о причинах астраханского мятежа, которому он в своих донесениях уделил немало внимания.
26 сентября 1705 года он писал в Лондон, находясь в лагере русской армии под Гродно: «Дней пять, шесть тому назад здесь распространились настойчивые слухи о новом мятеже в царстве Астраханском, а 30-го числа прошлого месяца, вечером, сюда прибыл курьер с известием, что он уже и подавлен. Подробности этого мятежа передают различно, но более вероятно следующее. Царь нашел удобным взять в казну рыбные ловли и соляные промыслы по Волге, на которых до сих пор местные жители находили себе и преимущественные занятия, и средство к существованию. Два из оставшихся стрелецких полков, поселенные в Астрахани и составляющие в то же время астраханский гарнизон, взбунтовались, умертвили