вспомнил дом и понял, что даже сейчас его к мачехе не тянет. Не его это место, не его. Найдётся ли когда-нибудь такое место, где он своим станет? Может быть то место, что на три аршина в землю уходит?.. Эти мысли нагнали тоску. Вот сгинет он в тайге, и никому ведь грустно не станет.
– Ты нас, братя, к людям выведешь? – спросил Фрол. – Мы тебя пригрели, откормили. Отплатишь добром?
– Ну а куда я денусь? Хочешь, не хочешь – всё равно возвращаться. Почему бы и вас не прихватить? Мне бы только речку найти, чтобы ориентир держать.
– Речка тут рядом совсем. Сажен сорок ты не дошёл.
Отогревшись и придурев от дыма, Никита почувствовал, как напирает усталость. Веки смыкались, голова то и дело падала на грудь.
– Давай-ка, спи-ложись в балаганчик, – предложил Лука. – Вон, зенки уже закатываются.
Никита упал на настеленный лапник и, точно в болоте, увяз в тревожном сне. Время от времени ему мерещилось, что ноги загорелись от близкого огня – это мозоли и ссадины пылали жаром. Он просыпался и тут же нырял обратно. Голова кружилась даже во сне.
Открыв глаза в очередной раз, он глянул на мужиков. Фрол и Лука ещё сидели у огня. Они переговаривались шёпотом, по очереди вкладывая губы друг другу в ухо. Ну прямо влюблённые на сеновале!
Глава 6
Предгорный лес медленно, с неохотцей просыпался. Со стороны реки нанесло туман – он укрыл всю поляну с дымящимися остатками костра и разбросанными тарелками.
Никита пробудился от холода. Свернувшись личинкой, он цеплялся за остатки ночных грёз. Фрол лежал рядом, вытянувшись, словно в гробу. Его ноги, обутые в потёртые сапоги, торчали из балагана. На земле у костровища съёжился Лука, весь покрытый серебристой золой, – он точно бабу обнимал лежащий под боком нагретый камень.
Никита понял, что уже не заснёт. Он натянул ичиги и отошёл справить нужду. Вспомнилось, как вчера его постерегли ходить к ручью. «Пойду гляну», – решил он и двинулся через туман.
Землю с другой стороны поляны устилали жёлтые листья, кое-где тронутые плесенью. Сизые поганки росли на расстоянии нескольких аршинов друг от друга – будто разобиделись. Промеж кустов жимолости вяло струилась вода – такое и ручьём-то не назовёшь. Блестели запрудки и лужи.
Никита протиснулся через цепкие кусты и нашёл основное русло. Котелок в такой ручей конечно не окунёшь, но кружкой можно набрать воды.
Он присел, зачерпнул ладошкой воду и вдруг заметил небольшую запруду – ниже по течению. Что-то в ней лежало – такое, чего здесь быть не должно. Никита сделал шаг в туман и теперь понял, что это. В запруде плавали куски человеческого тела – две отрубленные руки, нога со срезанным на бедре мясом и часть спины, с оголёнными рёбрами. Жёсткая проточная вода уже выбелила некогда красную плоть.
Сначала Никита обомлел, затем начал пятиться. Он отступил на несколько шагов, прежде чем наткнулся спиной на что-то мягкое. Он обернулся и понял, что «мягкое» – это живот Луки. Мужик стоял с конфузливым видом и тёр глаза грязным кулаком.
– Что ж ты, малец, взрослых-то не слушал, – сказал Лука, оглядывая Никиту. –