ли я, что когда-нибудь я заеду в эту студию вот так… практически беспомощной… Сердце моё колотилось от дикого волнения. Даже в самом страшном сне я не могла предположить такой ситуации… Я попросила мужа и ведущего пересадить меня на диван – так мне было более комфортно. Я не хотела сниматься в коляске. Я так надеялась на конструктивную помощь, на то, что, обсудив проблему, кто-нибудь сможет помочь найти специалистов с инновационными методами. Ведь у меня так мало времени… Но когда началась съёмка, я увидела, что программа построена, как клоунада. Меня поразил сценарий. Он был выстроен не «в помощь онкобольному человеку», а для «остроты рейтингов». Но задуманная ими схема сразу начала сыпаться. Потому что моя беда была слишком очевидна… Многое там было просто неуместно. Я была представлена не как состоявшаяся личность, композитор, продюсер, человек с большим количеством международных проектов, благотворительной деятельностью, десятками наград, многолетним опытом, а якобы просто как «певица, у которой был роман с голливудским актёром и у которой вдруг карьера пошла в гору». Я была в шоке. Обезличивание человека – наверное, уже норма на федеральном ТВ? Бог им судья. Ещё для всей этой «каши», для экшена и рейтинга им нужен был какой-нибудь козёл отпущения, который бы выглядел полным дебилом. Искать его не пришлось – в окружении кучи охранников в студию явился Мразолёв. Лично. На что он рассчитывал – непонятно. Но весь его вид говорил, что явился «бог». Чтобы попасть на эту запись, он, видимо, снова занес немало денег кому-то из редакторов. И ему дали зелёный свет. Да, цинизма на это хватило только у него. Картина напоминала королевство кривых зеркал. Всё было настолько сюрреалистично, что со стороны казалось, будто добрую половину студии только что временно выписали из психушки. Он зашёл в студию, семеня своими кривыми ножками, и, как шакал из мультика про Маугли, начал выкрикивать фразы, что якобы у меня нет рака, что якобы всё это «пиар», матерился и топал ногами, оскорблял, брызгал слюной и требовал «публично покаяться». Мою маму в это время заперли в гримёрке. Всего этого она не слышала. И выпустили её оттуда в определённый момент. Кто-то из редакторов ей скомандовал: «Вы как выйдете в студию, сразу набросьтесь на Мразолёва – он только что оскорбил Вашу дочь!» Но моя мама вышла и прошла мимо него с высоко поднятой головой, даже не удостоив его взглядом. Наша семья имеет совершенно другое воспитание и другое представление о чести и достоинстве. Опускаться до дешёвых выпадов мы не стали. Я тоже держалась абсолютно спокойно, сидела с высоко поднятой головой. В моих мыслях было только одно: «Боже, не ведают, что творят… Я прошла через ТАКОЙ АД – так что всё происходящее уже не имеет никакого значения… Не ведают…» Нервы мои были как титановые канаты. Натянуты и неподвижны. «Вы посмотрите на неё! Разве может так хорошо выглядеть человек на последних стадиях болезни?! У неё ещё и волосы даже не выпали!» – неслось из Мразолёва. И когда прозвучало коронное: «Она ещё и после операции в палате себя снимала! Вы посмотрите! Это нормально?» – тут всё стало
