плач заглушают рокот шторма. Я единственный сохраняю мужество и, разбрасывая в стороны перетрусивших лордов и сэров, прокладываю Светлане дорогу к шлюпке.
– А как же ты? – спрашивает она.
– Не волнуйтесь, я отлично плаваю!..
В самый разгар сюжета – осторожный стук в комнатную дверь.
– Всё, поговорили, спасибо!
Секунду-другую молчим.
– Скучно что-то, – вздыхает Светлана. – Чем собираешься заниматься?
– Хотел на пляж.
– Идём вместе? Давай через десять минут внизу у подъезда. Мяч не забудь.
Как все рыжие, Света опасается открытого солнца. На пляже её место под навесом. Купальник на ней яркий, модный, совсем маленький – ниточки с лоскутами.
Я замечаю то, что не видел под платьем: у неё появился живот. Отлично понимаю, что это значит. Но пока он не мешает волейболу. Набрасываю мячи осторожно; сам же, доставая удары, прыгаю, кувыркаюсь на песке и вскакиваю на ноги там, где мог бы просто сделать шаг.
– Ну ты даёшь! – говорит Света. – Не устал? А я что-то уже… Давай отдохнём пять минут и купаться. Кстати, нам обещали на следующей неделе поставить телефон, так что больше не буду надоедать.
«Да вы не надоедаете совсем!» – хочу сказать, но в горле отчего-то пересыхает.
Живая карусель
Когда-то я жил в Крыму, в военно-морском городке Виноградное, и работал каруселью.
В своём дворе я был намного старше всех ребят и свободное время проводил с одноклассниками или рубился с матросами в настольный теннис. Но выйти во двор незамеченным я не мог: тут же отовсюду набегала малышня и брала в кольцо.
– Покружи меня, пожалуйста!.. Ну покружи!.. – просили со всех сторон. Громче остальных звучал голос Иры Шпортько, главаря этой мелкой банды. Она тянула руки, становилась на цыпочки, чуть ли не подпрыгивала передо мной…
– Ладно, уговорили, – соглашался я и крепко, но бережно брал Иру за тоненькие запястья. Она мигом затихала. Банда расступалась, освобождая площадку. Я вращался в её центре, на вытоптанном пятачке; навстречу всё быстрее бежали, пуская окнами солнечные блики, трёхэтажные дома, до крыш обвитые виноградом. Ирка летела перед глазами параллельно земле, над примятой полынью и одуванчиками, сосредоточенно, без малейшего взвизга. Я знал, сколько ей надо для счастья, – оборотов двадцать, двадцать пять.
Дальше я кружил её младшую сестру Алёну, затем других, кому сколько достанется. Они, в отличие от Иры, пищали так, что было слышно в соседних дворах.
А потом уже – друзья, матросы, настольный теннис, железо в спортзале.
Сейчас я приехал на двадцатилетие школьного выпуска. С собой взял Женьку: пусть поглядит, с какими обормотами учился батя и каким был сам. Взял бы и Лиду, если бы не врождённая аневризма сосудов мозга. Кто бы знал о ней заранее. Только исполнилось тридцать два, совсем девчонка, полная сил. Уходила на работу в прекрасном настроении…
Ещё прошлым летом