а вбок, в принципе, то же самое, успеваю перехватить за кисть руки, и уже мае-тенкай вокруг его головы, да как можно резче, болевой на запястье – и он летит наземь, на спину, и прежде чем успевает опомниться, я делаю еще один зашаг, вокруг его головы, не ослабляя захвата, он переворачивается мордой вниз, а рука вытянута назад и вертикально. Теперь нажать вниз, со всей силы – кажется даже, слышу, как рвутся сухожилия в запястье, а плечо выходит из сустава, это, наверное, адски больно, и он дико орет, срываясь на визг, затем резко обмякает, сознание потерял от болевого шока. Вынимаю из его ослабевших пальцев – не нож, как мне показалось, а арматурный пруток, заточенный как штык от мосинской винтовки. Всё заняло времени много меньше, чем этот рассказ.
Много позже и Смоленцев, и Логачев мне пеняли – что приемы сочиняются не просто так. Тенкай вместо шага – и противник имел бы шанс после, когда ему крутишь кисть, коротко дослать клинок вперед, ткнуть острием бы хватило. А что сработала в «уро», а не «омотэ», уход за его спину с линии атаки, а не самой отбрасывать его руку влево, это правильно, когда он заметно крупнее и тяжелее, ну если только совсем на опережение, самое начало атаки поймать. Ну а дальше – мы на тренировке отрабатывали, его руку обернуть и провести подмышкой, и переход на конвоирование – вставай и иди, куда прикажут, но я ему уже руку свернула напрочь.
Удерживая его левой, правой достаю пистолет. Жутко неудобно и холодно, ветер насквозь продувает, расстегнутое пальто забрасывает выше головы. Делаю шаг назад, дважды стреляю в воздух – может, услышат? Если нет, тогда придется этого, как очнется, самой вести. Ой, холодно как!
Услышали. Двое бегут, от завода. Окликают, я отвечаю, меня узнают – ребята из полка НКВД. Быстро объясняю им, что случилось, показываю заточку, они нагибаются над этой тварью, хотят вздернуть на ноги, но прежде я с размаху бью того ботинком в лицо. Он хрипит что-то:
– Легко бить лежащего, сука?
– Это тебе за то, что зонтик потеряла, – отвечаю, – будет тебе сейчас хуже, чем в гестапо. А мне о тебя руки марать противно!
Теодор Троль. Или пан Троль, как он сам себя предпочитал называть. Или «т. Троль», как он расписывался – отчего-то так, с маленькой буквы. Мелкий гаденыш, на столь же мелкой должности в Минской управе, очень любящий порассуждать о диких русских и культурной Европе, по его словам, русские непригодны даже в рабы – из-за своей лени и тупости. Весь какой-то склизкий, скользкий, угодливый до отвращения, особенно перед немецкими господами.
Именно поэтому, как выяснилось, он и был здесь расконвоирован. Попался нашим в Белоруссии (сбежать не успел), но ни в чем серьезном не был уличен, срок получил мизерный, всего пять лет на стройках народного хозяйства, здесь из кожи вон лез в лояльности перед администрацией, выпячивая свою образованность, отчего и получил место учетчика в рабочей бригаде. Стоп, это всё равно должность подконвойная, как он за воротами и вне казармы оказался? «Так он был, как говорят, подай-принеси, всякие поручения у начальства