сказать, что они очень любили ее и старались никогда не расстраивать. Только сейчас Агнесса заметила, что свои грустные мордочки они сделали очень странным образом.
Оказывается, литтафины от природы невероятно позитивные существа. Если же они хотели выразить эмоции ниже нейтральной, вытаскивали из карманов специальные ластики, стирали свои губы и рисовали пальчиками-карандашами все виды грустных улыбок, недовольные и злые рожицы, а иногда даже слезы. Они быстро проделали подобный фокус, потому что самостоятельно выразить любые негативные эмоции не могли, так устроено их природой.
Потихоньку Агнесса перестала удивляться всему происходящему и воспринимала любые отклонения от нормальной, привычной жизни в мире людей, как сам собой разумеющийся факт.
– Получается, чтобы узнать судьбу определенного человека, нужно найти его хрустальную бутылочку, вскрыть ее и прочитать лист? – поинтересовалась девочка, и, стоит признаться, все ее мысли занимало исключительно Хранилище Жизней.
– Нет, этого делать ни в коем случае нельзя! Можно все испортить, – тихо проговорила миссис Кэрролл. – Судьба находится в вакууме и должна оставаться неприкосновенной. Но если вдруг срочно потребуется эта закрытая информация, на такой непредвиденный случай и существует Книга Судьбы.
– А что это за Книга Судьбы? – навострила уши Агнесса, боясь потерять каждое слово.
– О, это удивительная книга! – чуть ли не пропела хранительница и прижала руки к груди. – Там хранится подробная информация о каждом рожденном человеке не только при жизни. Но и после его смерти, – последнюю фразу миссис Кэрролл почему-то произнесла шепотом и осмотрелась вокруг, словно хотела убедиться, что за ними никто не следит.
Литтафины вытянули шеи, но быстро поняли, что им все равно не дотянуться и не разобрать, что она скажет. Хранительница наклонилась к девочке и прошептала на ухо, что великая книга находится в специальной секретной комнате, куда и предложила пройти.
Между шестым и седьмым блоком миссис Кэрролл повернула налево и пошла вдоль стеллажей, большая компания последовала за ней. Они шли до тех пор, пока хранительница не остановилась между стеллажами «2000» и «2001», стоящими возле стены.
– Если мне не изменяет память, кажется, она находится тут. Разве можно выбрать более потрясающее место, как не смену тысячелетий? – задала она вопрос, скорее всего, самой себе и глубокомысленно посмотрела наверх, словно что-то вспоминала.
В Большом Хранилище Жизней стеллажи никогда не ставились впритык друг к другу, между ними всегда сохранялось небольшое пространство – экономить на месте считалось дурным тоном. Это нужно для того, чтобы видеть четкое разделение между годами. На свободные участки стены в золотых рамах под тончайшим стеклом помещали самые удивительные истории или портреты талантливейших представителей искусства.
– Кажется, в прошлый раз здесь висела история Гомера, а сегодня портрет Микеланджело. Впрочем, это не важно, – она