такую рань встал? Одной не дашь побыть.
– Ты на меня обиделась? Я только сфотографировался с ней, она попросила для блога. Неужели ты думаешь, что я тебе изменяю, любовь моя? Да еще и фотографируюсь с любовницами? Я же не идиот!
– Да при чем здесь ты? Не знаю я, с кем ты там фотографировался. Не видела еще.
– Ты и вчера весь вечер молчала и сегодня хочешь побыть одна, я твой любимый грейпфрутовый тортик на ужин заказал, ты не стала даже пробовать. Выпила и спать легла.
– Да меня тошнит со вчерашнего, плохо мне, понимаешь?
– А может ты беременна, душа моя? У нас будет ребенок?
– А, может, ты, все-таки, идиот, Андрюша? Уйди, езжай к себе! Я позвоню вечером, как оклимаюсь.
– Ну, как знаешь. Я, ведь, тоже могу обидеться.
– Обижайся.
Он развернулся и демонстративно медленно вышел с кухни походкой барса, поигрывая всеми рельефами своего красивого тела.
«Обижался уже, кобелина. Поманю сахарком, прибежишь. Тебе же хочется из своей дыры тараканьей в центр переехать. А нет, так и не надо, другой будет: «Вас много, а я одна». Машину-то найдут, скорее всего. Какой-нибудь ущербный, наверняка, из окошка успел снять и выложить в интернет».
V
Закончив говорить с секретаршей, Елена отправила вызов дочери.
– Мам, че так рано?
– Ты новости не смотрела?
– Нет конечно. Я сплю…
– Где ты?
– Дома, где еще? Мне же готовиться надо. Сегодня вечеринка крутая, я тебе вчера говорила, помнишь? Гоша за мной заедет в девять, потом домой привезет, все, как положено.
– Сейчас только девять утра. Ты весь день будешь готовиться?
– Ну да, в двенадцать массажистка придет, потом в салон, потом с Викой в кафе посидим, нужно все новости узнать, прежде чем идти.
– Тебе тяжело живется, столько забот. Ну, до двенадцати ты свободна, зайди ко мне, разговор есть.
– Ну, маам. Дай поспать. Завтра поговорим.
– Срочно, сучка! Из-за тебя, ведь, все! Как есть в трусах, в тапках, дуй сюда. Время дорого.
– Мам, ты че опять выпила с утра? Меня ругаешь, а сама… У тебя язык заплетается. Че за истерики? Сейчас приду…
В центре города в большом доме, сверкающем фасадом и мрамором холла, в одной из двух квартир восьмого этажа Елена Юрьевна стояла за спиной Наташи и обнимала плачущую девушку за плечи.
– Маам, ты зачем во двор-то поехала?
– Спешила, объехать надо было. Это ж наш район старый. Я там все закоулки знала раньше… Доча, все будет хорошо. Сегодня улетишь, спрячешься. А потом, когда все поутихнет, мы с Гошиным папой что-нибудь придумаем. Ну не допущу я, чтобы моя чипсинка в колонии оказалась. Но я должна остаться на своем месте, ты понимаешь? Если вскроется, тут же меня загрызут. И тогда все прахом пойдет. Ничего больше не будет.
– Мамочка, всех, ведь, прощают. Замнут как-нибудь. Свои же.
– Ты ж видела, как эту дуру несчастную заклевали, ту, что про детей ляпнула. Так и пришлось уволиться. Свои, а сдали. Ну и правильно.