у него за спиной. Где-то на полпути я почувствовал прохладный ветерок и увидел наверху пятно бледного рыжеватого света.
Джека всегда, сколько я его помнил, тянуло забраться повыше. Сначала он с удовольствием карабкался вверх по лестнице или на чердак; потом, когда он стал постарше, мы вместе покоряли высокие здания, возвышенности, скалы – неважно, лишь бы открывался вид сверху.
Мы часто смотрели на Лондон с вершины Парламентского холма. Джек сидел у меня на плечах, барабаня пятками мне по груди, а я указывал на высотки и объяснял: это телебашня, там – «Огурец», а вон там – Кэнэри-Уорф.
Джек распечатал фотографии известных небоскребов: Бурдж-Халифы, Тайбэя 101, Шанхайской башни, башен Петронас – и развесил их над кроватью. Он говорил, что заберется на каждый из них.
На смотровой площадке никого не было. Она была на удивление узкая, огороженная по краю стальной сеткой; стены, кое-как оштукатуренные, местами облупились.
– Как дела в школе? Что сегодня проходили?
Джек еще не успел переодеться и был в школьной форме: серых брюках и зеленой рубашке поло с эмблемой начальной школы «Эмберли».
Он ничего не ответил: больше, чем мои вопросы, его интересовал вид внизу, который он никак не мог рассмотреть из-за высокой сетки.
– Джек?
Тогда только, устало вздохнув – словно ему было не пять, а все пятнадцать, – он выдал речитативом:
– Математика, чтение, письмо, физкультура.
И взглянул на меня:
– Пап, а почему он называется Монумент?
– Помнишь, я рассказывал тебе о страшном пожаре в Лондоне?
– Который был в стародавние времена?
– Да. Так вот, Монумент воздвигли в память тех, кто погиб в том пожаре.
– Зачем?
– Затем, что есть у людей такая привычка – строить что-нибудь в честь других людей.
– А почему получился пожар?
– Ну, сначала что-то загорелось, совсем близко отсюда, и огонь быстро перекинулся на соседние дома, потому что в стародавние времена большинство домов были деревянные.
– И все потом пришлось строить заново?
– Да.
– Круто.
Джек снова попытался заглянуть за сетчатый забор. «Круто». С тех пор как он пошел в школу, «круто» стало его любимым словечком.
– Хочешь, я тебя подниму? – предложил я. – Тогда ты увидишь, что внизу.
– А я разве уже не большой?
– Большой, но не настолько.
Я посадил его на плечи, и он тут же заерзал, вертясь туда-сюда и упираясь пятками мне в грудь.
Я придвинулся ближе к краю, глядя на восток. Внизу все было затянуто серой хмарью, сквозь которую проступало лишь несколько цветных пятен: зеленые – деревья вдоль северного берега реки и одно красное – зажатая между двумя домами заасфальтированная детская площадка.
– Пап, смотри, вон Тауэрский мост.
– Ух ты, и правда. Хочешь немного поснимать?
Джек торжественно кивнул, и я почувствовал, как он дергает на себя ремень сумки и достает из нее фотоаппарат.
Он начал щелкать