безудержной ненавистью, я кинулась на нее через парту. Миша успел схватить меня обеими руками за талию, но мои пальцы гневно вцепились ей в волосы, а уста зашипели так, как шипят только змеиные, угодив в ловушку.
– Я тебя удавлю, тварь! – рычала я, стиснув зубы.
Кристина билась в конвульсиях. Она мычала, ревела, судорожно трясла своей потрепанной головенкой. «Чувствуй реальную боль», – приговаривала я мысленно.
– Лаврова, сука, отпусти!
Разнимать сбежался уже целый класс. Казалось, если Миша, как следует, дернет меня обратно еще раз, я точно сниму скальп с башки этой неугомонной скотины. Однако, с горем пополам, преодолев великое множество звуковых тональностей, ребятам все же удалось оторвать мои руки от, еще недавно пребывавших в объятиях кулаков, жалких водорослей. Наши глаза по-прежнему были налиты кровью. Внезапно дверь кабинета громко захлопнулась и в классе воцарилась мертвая тишина. Сидя к доске затылком, я замерла.
– И что тут у вас происходит? – послышался из-за спины слабый, но в то же время брутальный голос строгой натуры. Все потихоньку, в молчании, начали расходиться, а с кончика моего носа, похожего на детскую пуговку, повисла на старых растянувшихся нитках капелька пота. – Скворцова, что у тебя с внешним видом?
Это была Надежда Семеновна. Учитель русского языка и литературы. Она обращалась к Кристине весьма обоснованно. Образ высокомерной девицы, после состоявшейся заварушки, уходил корнями в послевоенный образ бабы-яги, засевшей в окопах. Размазанная помада, потекшая тушь и, никак не находившие себе места на голове, длинные русые волосы.
– Да Лаврова ненормальная! – рассерженно возмутилась она, уверяя все окружение в своей правоте. – Набросилась на меня с криками! Ее вообще в психушку посадить надо!
В ту же секунду в мою обеспокоенную фигуру устремилось сверкающее око изумленного педагога. Ей, кажется, было без малого шестьдесят. Или уже шестьдесят. Я не помню. В ее пристальном взгляде отразилось вполне логичное удивление. Всему виной – моя репутация. Я, конечно, не ангел, но в подобного рода курьезы уж точно не попадала. А вот мнение о личности Кристины Скворцовой у нее должно было сложиться иное. В связи с чем, в глазах Надежды Семеновны теперь читалась попытка выстроить правильную картину. Я же, в свою очередь, услышав все обвинения, снова повернулась назад к потерпевшей.
– Ты сама виновата! Говоришь всякую ерунду, а потом жалуешься! Дура!
– Так, хватит! – оборвала, едва не начавшиеся баталии педагог, после чего прошла к своему столу и уселась за ним поудобней. – Приводим себя в порядок и готовимся к написанию диктанта! Контрольного диктанта, ребята! – уточнила она.
Я выдохнула.
– А мне скоро уезжать, Надежда Семеновна, – умиротворенно произнесла я, надеясь услышать слова напутствия от взрослого человека.
Она отложила в сторону ручку вместе с журналом и снова сконцентрировалась на мне. Ее глаза не были слишком добрыми.
– Куда это ты собралась, Лиза?
– В другой город, – ответила я, не