Вы оканчиваете институт, платите за учебу огромные деньги, тысяч сто, наверное, да? Ну вот видите. Как ваша супервайзер, я должна сделать все, чтобы от этой практики вы получили максимум профессиональных знаний. А вы вместо этого легкомысленно увлеклись художествами, и я невольно вам в этом потакаю.
Ее глаза гневно сверкали, на щеках выступил румянец. Она вернула мне очередной эскиз, где была изображена «ню» – в одних черных сапогах-чулках, стоящая спиной вполоборота, с расправленными большими крыльями. «Черный Лебедь».
Этот этюд уничтожать было жалко – удался на славу. Я повесил его у себя дома на стене. Потом прилег на диван, закинув руки за голову.
Задумался о своей жизни, о прошлом, о родителях, с которыми давно не разговаривал, – они осуждали мой выбор стать психотерапевтом. Думал о своей бывшей жене и о Джен…
Пусто в этой маленькой, холодной квартире. Ветер на улице, зимний, промозглый ветер норовит проникнуть в каждую щелочку оконных рам. И батареи еле топят. Пусто. Развод с женой. Невозможность любви с Джен…
Прошлое, и настоящее, и будущее – все какое-то нереальное, иллюзорное. Живу, как подвешенный в воздухе…
С улицы сюда, в комнату, доносился вой и скулеж собак.
Почему-то припомнилось, как когда-то давно я съездил в Украину, где в одном небольшом местечке жили дальние родственники моей матери. Их дочка выходила замуж, и они пригласили нашу семью на свадьбу.
В том южном местечке было пыльно и зелено. И очень шумно. Почти как во времена Шолом-Алейхема. Массовая эмиграция советских евреев тогда только начиналась. Повсюду звучало русско-украинско-идишское наречие. Детишки в лужах пускали кораблики, над заборами нависали ветки со спелой черешней и абрикосами. Была свадьба, тоже шумная, с тамадой и клейзмерской музыкой.
У невесты была свидетельница по имени Люся, пригожая еврейская девчушка. Я много с Люсей танцевал. Потом мы с ней пошли прогуляться, мне нужно было освежиться после выпитого.
Люся повела меня к реке. На берегу стояла лодка с веслами. Подобное могло быть только в таком месте, где никто не боится, что украдут весла или лодку. Мы отплыли далеко, к излучине. Вся речка была в желтых лилиях.
Раздевшись до трусов, я нырнул с лодки. Срывал лилии и, не вылезая из воды, клал их на корму, рядом с Люсей. Люся уже вся была забрызгана, капли блестели на ее смуглых руках. Потом я влез обратно в лодку, обнял Люсины круглые колени, стал их целовать…
В близости, однако, она мне отказала – была девушкой строгих местечковых правил.
На следующий день я уехал домой, в Москву. А моей маме и спустя полгода звонила ее родственница из того местечка, говорила, что Люся почему-то отказывает самым завидным женихам, еще, гляди, останется старой девой…
Припомнилась мне сейчас эта Люся. Быть может, по причине неуловимой связи с Джен. Ведь у Джен те же корни, уходящие в почву восточно-европейского местечка. Когда она разговаривала по телефону с раввинами или своими родственниками, в ее английской