истинный, страстный земледелец, непомерной силы, непомерного здоровья, ума и хозяйственной смышлёности». Но сам он ни в батраки, ни в лакеи не пойдёт ни за что.
«Приехали ко мне как-то мужики покупать рожь на хлеб.
– Что же вы не покупаете у своего барина? – спросил я.
– Какой у нашего барина хлеб, наш барин сам в батраках служит. И сколько презрения было в этих словах! Барин, из небогатых, действительно, служил управляющим у соседнего помещика».
К батракам и сам Энгельгардт относится без особой симпатии, подчёркивая принципиальную разницу между ними и хозяйствующими мужиками, даже в отношении интенсивности работы:
«… крестьянин, работающий на себя в покос или жнитво, делает страшно много, но зато посмотрите, как он сбивается в это время – узнать человека нельзя. Зато осенью, после уборки, он отдыхает, как никогда не отдыхает батрак, от которого требуют, чтобы он всегда работал усиленно и которого считают ленивым, если он не производит maximum работы».
У нас «землевладелец есть барин, работать не умеет, с батраками ничего общего не имеет, и они для него не люди, а только работающие машины».
Все помещики жаловались, что вести хозяйство, используя труд батраков, невыгодно. Энгельгардт работой своих батраков был доволен. Очевидно, дело не только в батраках, но и в хозяине.
Хозяйствующий на земле мужик «чувствует свою независимость, сознаёт, что ему не нужно бесполезно заслуживать, подлаживать. Не то с мужиком, когда он, не осилив земли, бросает ее и идет на службу к господам, где и старается подладить, заслужить, попасть на линию. Тогда чувство собственного достоинства, уверенность в самом себе, в своей силе, теряется, и хозяин тупеет, мало-помалу начинает чувствовать, что всё его благосостояние зависит от того, насколько он сумел подладить, заслужить. Раз он укусил пирожка, лизнул медку, ему уж не хочется на чёрный хлеб, на серую капусту, в чёрную работу, в серую сермягу…
Нужно заметить, однако, что мужики, попадающие на службе на линию, люди, без сомнения, в известном смысле способные, обыкновенно и сами по себе не любят земледелия и хозяйства и большею частью к хозяйству не способны.
Но много ли таких счастливцев, которые попадают на линию, в особенности теперь, когда есть массы бессрочных молодых солдат, редко возвращающихся на землю и презирающих необразованного мужика и его мужицкую работу? Поэтому большинство бросивших землю крестьян ни на какую линию не попадает и погибает в батраках и подёнщиках. Что будет с их детьми?»
Думается, такой вопрос задал бы Энгельгардт разрушителю крестьянской общины Столыпину, доживи он до опубликования планов знаменитого (и многими так сильно ныне почитаемого) реформатора.
Но интересно заметить, что и отслужившие службу молодые солдаты тоже не хотят жить в деревне и презирают тёмного мужика (возможно, и своих родителей). Не предвещает ли это исчезновение деревни в том виде, в каком