надо обследовать берег», – резонно заметил Пас.
Молчунья направила катер в сторону музея, чтобы начать осматривать камни оттуда. С некоторым злорадством я наблюдал, как она хмурится, осознавая свою вину. И плевать мне было, что думает она о потерянной из-за лихачества торпеде, а не о той вине, за которую должна была понести наказание, на мой взгляд.
На мелководье нам с Пасом пришлось раздеться и плюхнуться в воду – к самому берегу катер подойти не мог. Среди камней волны набили комья морской травы, так что беглого взгляда для поисков было мало. Пришлось ворошить эту пахнущую йодом липкую массу, из которой выпрыгивали рачки, разлетались мухи и мошкара. Солнце поднялось, пот начал заливать брови, и мы с приятелем тихо ругались, переходя от одного камня к другому.
– Надо было Молчунью заставить тут рыться, – буркнул я. – Она ведь гоняла, не мы.
– Зато мы могли плохо закрепить торпеду, вот она и оторвалась, – сказал Пас.
– Так Молчунья ее и крепила! – вспылил я. – Или у тебя память отшибло?
– Какая разница? – нахмурился Пас. – Ты же не собираешься заставить ее копаться в этом дерьме?
С каких это пор он начал ее защищать? Ну и денек! Я намочил волосы на макушке, чтобы хоть немного компенсировать усиливающийся зной, и продолжил рыться в куче подсохшей травы.
Так мы возились часа полтора, постепенно продвигаясь в сторону эллинга, но торпеду на берегу не нашли.
«Ничего нет!» – махнул я Молчунье семафорным сигналом.
«И что вы собираетесь делать? – просигналила она с борта катера. – Отбой?»
– Можно попросить два воздушных аппарата у Жаба, – без особой уверенности предложил Пас.
– Ты будешь просить? – съязвил я. – И как объяснишь, зачем они нам?
– Есть еще одно место, где можно взять.
– Ты имеешь в виду Долговязого? – догадался я.
В жилище отставника был небольшой склад старой, но вполне рабочей техники – списанной, а затем доведенной им до ума. Зачем он ее хранил, никто толком не знал, но скорее всего это было что-то вроде страсти коллекционирования. Некоторые даже поговаривали, что в подвале на леднике у него живет один из первых жидкостных аппаратов. В эту байку я лично не верил – хотя бы потому, что средний срок жизни аппарата – лет десять. Даже во льду.
– Да, у Долговязого может быть «воздушка». Но тогда его придется посвятить в нашу затею, – вздохнул Пас.
– Шуточки он любит, – усмехнулся я, вспомнив, как отставник помогал нам подшутить над салагами. – Ладно, пойдем. Аппарат все равно больше взять негде.
Мы добрались до катера и влезли на борт. «Погнали к Долговязому, – показал я Молчунье. – У него может быть снаряжение для погружений».
Жилище Долговязого находилось хоть и на острове, но за официальной границей базы. Там выдавался в море довольно большой змееподобный мысок, на котором расположился поселок из десятка сборных домиков. Кроме отставника, не пожелавшего переезжать на Большую Землю, там жили местные, в том числе