хихикнуло.
Морин.
В обычных обстоятельствах – если похищение и заточение под замок можно назвать обычным делом – Саймон как минимум попросился бы наружу, рискнул бы выклянчить ключ, воззвал бы к милосердию. Но только не сейчас: что-то в облике Морин подсказало ему, что старания будут напрасны. Говоря конкретнее, на это намекал ее венец. Костяной. Из фаланг пальцев. Возможно, даже пальцев ног. Мало того, венец был усыпан самоцветами и блестками, подозрительно походившими на битое бутылочное стекло. Гарнитур дополнялся драным серо-розовым бальным платьем с широченным колоколом ниже талии, который напомнил юноше о костюмированных пьесах на сюжеты восемнадцатого века. Подобное одеяние не может не внушать тревогу.
– Привет, – опасливо сказал он.
Морин улыбнулась и еще глубже просунула мордочку.
– Как тебе нравится свой наряд? – пискнула она. – Я целый гардероб для тебя приготовила. Есть и сюртук, и килт, и много-много чего еще, но я хотела, чтобы ты для начала походил вот в этом. А еще я сама сделала тебе макияж. Правда-правда, никто не помогал! Ни вот столечки!
Саймону не потребовалось зеркало, чтобы увидеть собственные подведенные глаза. Скорбное знание пришло сразу и в полном объеме. Как краткая, но выразительная телеграмма о кончине близкого родственника. Как булыжник, угодивший в лоб.
– Морин…
– А сейчас я делаю для тебя ожерелье, – не слушая пленника, щебетала она. – И надо побольше драгоценностей. Хочу, чтобы ты носил браслеты – обожаю, не могу! – на запястьях!
– Морин, где я?
– У меня.
– Ясно. А где мы?
– Отель-отель-отель…
Не иначе, «Дюмор». Гм… Похоже на правду.
– Ясно, – вновь кивнул он. – И… и почему я в клетке?
Морин тихонько напевала себе под нос, поглаживая стальные прутья. Девочка, затерянная в своем внутреннем мире.
– Саймон-Саймон-Саймон, наконец мы вместе, навсегда, навек…
– Морин…
– Это твоя комната, – выпалила она. – Выйдешь из нее, когда будешь готов. У меня много чего есть для тебя. Кровать. И еще разные вещи. Несколько стульев. Тебе понравится. Маэстро! Музыку!
Она закружилась, едва не вывихнув себе ногу под непривычным весом платья.
Все в Саймоне теперь умоляло поаккуратнее подбирать слова. Юноша знал, что при желании способен обрести убедительный голос. Бархатного тембра. Такой понимающий. Сопереживающий.
– Морин… знаешь… ты всегда мне очень нравилась…
Эти слова словно по щелчку остановили кружение; отроковица вновь вцепилась в прутья.
– Ничего, не торопись, – промолвила она с ласковостью, от которой брала жуть. – Тебе просто нужно время. Всего-то. Ты научишься, вот увидишь. К тебе придет любовь. Все равно мы уже вместе. Станем править. Ты и я. Ты будешь править моим царством. Потому что я царица.
– Царица?
– Царица. Самодержавная владычица ночи, царица Морин. Хозяйка темноты. Повелительница мертвых. Царица Морин.
Из