в простой стакан, отличного винишки.
Он подобрел и взглянул на сотрудника чуть ли не ласково.
– Ну, не будем этих жутких красавчиков приглашать. Мы и сами ничего себе…
Вихрастый засмеялся тугими чистыми щеками.
Грохот прокатился за окном. Завибрировала лампочка, на которую спешно закатили глаза оба.
– Обвал недалеко. – Пояснил разоблачённый знаток сказок, поглядев на старый шкаф, задрожавший так, словно стоял на полустанке.
– А чего ты побледнел?
– Думал, землетрус.
– А.
Вихрастый подошёл к шкафу и размахнулся. Удержал руку и приложил кулак к замку. Признался, подкупающе блеснув глазами:
– И мне помстилось.
Он вернулся, низко наклонился над чёрной головой и, приникнув губами к уху товарища, влажно зашептал:
– Я тоже было задумался, а не… и с концами в нижний ящик. Авось, не спросят. А всё ж таки…
Он выпрямился. Патриций потянулся к уху и сделал обтирающее движение, которого напарник его не приметил.
– Читал я, друган, как-то про какой-то средний век. Это не твои сказки. Так там завсегда товарищи хорошо работу проводили. На совесть. Всякую нечисть, как мы с тобою, испытывали. Вредителей. Скот, понимаешь, заражали, мосты портили. Ну, и всякое такое, стыдно молвить. Ну, так вот, коль уж не было факта признания, то так и писали.
Патриций кивнул.
– Хорошо.
Вихрастый покривил губы.
– Только их, видать, не проверяли.
– А с кем они проводили работу? С каким элементом?
Тот улыбнулся.
– С бабами, в основном. Вишь ты, слабый элемент тогда был – бабы.
Патриций понимающе выдвинул челюсть.
– Да… всякое бывает. А всё же… у нас баб не бывает.
Вихрастый повёл плечом.
– Жаль… тут есть, я бы провёл работу… имеются всякие слабые элементы. Вот знаю я… как мы вчерась копошились с тем, я припомнил. Дюже даже схоже: крепость этакая… но уж она бы покричала.
– Почему?
Тот недоумённо улыбнулся.
– Баба всё ж.
Он стукнул товарища по плечу.
– А ты не морщись. Вижу, ты чистоплюй. Я дело ведаю. Будет какая зацепка…
Он вздрогнул, припомнив, что это слово сегодня уже звучало.
– Семейство этакое. – Твёрдо подытожил. – Указаний ещё не поступило.
Он потёр затылок.
– Может, ждут творческого подхода.
Патриций широко раскрыл глаза, хотя до этого равнодушно смотрел на шкаф. По выцветшему смуглому лбу провели вертикальную черту. Он произнёс, как будто думая о другом:
– Цезарю, полагаю, лучше знать. Сказано, не трогать. Сын, понимаешь, разве виноват…
– И дочка тоже. – Подхватил вихрастый. – Н-да, дочечка. Ну, подождём.
Он снова подошёл к окну и заметил сквозь зубы, провожая взглядом скоро шедшего по двору военного:
– Эт-та что за явление столь яркое?
Патриций поднялся, издалека глянул.
– Верно, в военкомат пошёл отметиться…