второе?
– Вот ты меня сбила, уже забыл, – теперь Яна толкнула его локтем, – А, вспомнил! Остров Ньюфаундленд.
– Я в детстве мечтала о собаке такой.
– А я хотел бы черную, гладкую, с огромными ушами, как у Понтия Пилата.
– А давай заведем собаку?
– Что-то ты меня с темы сбила, – Антон притянул ее к себе. Они бродили по Крутицкому подворью. Антону жутко нравилось это место, кусочек настоящей старой Москвы, чудом сохранившийся в безумном мегаполисе, и, опять же чудом, находившийся в пяти минутах от их дома на Пролетарке. Булыжные мостовые, деревянные домики в заросших садах,. Уже желтели, свешиваясь из-за заборов «золотые шары», падали яблоки, на лавочке грелся полосатый кот. О Москве напоминал только мерный гул машин где-то за рекой, и Яна знала, что именно здесь Антон чувствует себя как дома, в провинциальной тихой Ревде, где он вырос и где до сих пор, примерно в таком же доме, с резными наличниками на окнах и «золотыми шарами» и флоксами в палисаднике жила его мама. Яна знала, что он скучает, но времени повидаться с ней все никак не находилось. Более того, времени не находилось даже на выходные. Иногда, войдя в раж, Антон не замечал, что уже глубокая ночь, а он все еще в лаборатории. Яна не беспокоила его звонками, знала, что он приедет не раньше, чем следующим вечером, с темными кругами под глазами, осунувшийся и небритый. Но выходные все же выдавались, и Яна с Тосей всегда проводили их вместе, только вдвоем, гуляя так, как сейчас – рука об руку по Крутицам.
– Собаку? – Антон вздохнул, – Боюсь, жизнь у нее будет собачья. Меня целыми днями нет дома, ты тоже на работе. Она будет скучать и выть, и соседи нас выселят.
– Ладно, не будем мучить соседей. Но потом как-нибудь обязательно заведем. Я очень хочу собаку.
– А что еще?
– Чтобы у тебя́ все получилось.
– Ну, все -не все, это ж бесконечный процесс, его еще наши правнуки будут дорабатывать.
«Да, наши правнуки», – подумала Яна, и постаралась не фиксироваться на этой теме. Ребенка они хотели очень. Глядя на Антона, такого огромного, сильного, такого талантливого, доброго, лучшего во всем мире, она неизменно представляла его маленькую копию, малыша, обязательно мальчика, с такими же бровками домиком, когда он любопытничает, с такими же вечно взъерошенными волосами, такого сладкого, и чтобы он был всегда при ней, чтобы они гуляли вот так уже втроем по этой волшебной улице. Она бы назвала его Николаем, в честь отца. Он был бы счастлив. Но об этом Яна старалась не думать, чтобы не сглазить. Потому что пока не получалось. Уже год, как не получалось. Яна прошлась по врачам, ее уверили, что с ней все в порядке, что такое бывает сплошь и рядом, и не стоит беспокоиться. Вот Яна и старалась не фиксироваться, а удерживать в сознании реальность, созданную ей, не смотря ни на что.
– Ладно, – вернулась она к разговору, – Насчет Ньюфаундлента – это реально?
– Это если