Ваше Благородие, я мигом!
Дневальный, оставив кинжал, убежал. Алексей прислушался к пустой казарме. Уловил посторонний звук. В умывальной довентил медный кран. Тут же пристроился на подоконнике, закурив папироску. Вытащил из нагрудного кармана скомканный лист. Еще раз перечитал. Горько усмехнулся. Порвав записку на мелкие квадратики, выбросил в ведро…
– Вот! Московский! Свежий! Господ Абрикосовых: «Полюби меня»! – вбежал, сильно запыхавшись, солдат.
– Кого полюбить? – не сразу понял задумавшийся Новак.
– Торт так называется: «Полюби меня». Три рубля отдал. А что дешевле были, – уже все распродали…
– Хватило денег-то? Ну, спасибо тебе.
– Еще остались, – дневальный, нашарив в кармане медяков, высыпал целую пригоршню в ладошку подпоручика, – еще папирос вам двадцать штук взял. Ваши любимые: «Герцеговины, Асмоловские».
– — – — – — – — – — – — – — – —
От Гремячей Горы, где располагались Енисейские казармы, до дома Робачевского на Верхнее-Петропавловской было далековато. Но по ледяной тропинке еще не вскрывшейся реки – ходьбы минут десять быстрым шагом. Сам же Новак обитал, снимая комнату, в доме Тихомирова на Печерском подворье, что было не вполне удобно, так как в соседях жили полковой протоирей Валентин Робертович Покровский c большим семейством, а главное, – полковник Атлантов, которого он терпеть не мог.
Впрочем, Атлантов, будучи потомственным дворянином, отвечал взаимной «нелюбовью» подпоручику, считая его выскочкой, недотепой, сыном кузнеца. Немного ошибся. Отец Алексея – простой унтер-офицер, участвовавший в обороне Шипки. Будучи Полным кавалером Георгиевского креста, смог устроить Алешку в юнкерское училище…
Дверь Новаку открыла Глаша. Миловидная девушка, прислуживающая в доме Робачевских. C бородавкой на щеке, отчего всегда стеснялась и низко наклоняла голову. Впрочем, русая коса ее до пояса – дивная.
По шуму и выкрикам, доносившимся из небольшой гостиной, стало понятно, что гостя не дождались.
За круглым столом восседал сам Робачевский. В кресле примостился старший врач полка со смешной фамилией – Жаннин-Перро Николай Антонович. Вдобавок, на диване неумело тренькал струнами гитары командир их батальона – штабс-капитан Тер-Степанов Тигран Васильевич. Наталья Сергеевна любезно приняла цветы, торт; пригласила к столу.
– Проходи, Алеша! Давно я тебя не видела! Не c Рождества ли?! Ну, прости меня!
– Бог простит! И вы меня простите!
– Бог простит!
– Ага! Алексей Федорович! Ну, наконец-то! Господа! Прошу всех к столу! – Робачевский захотел было встать, но понял, что изящно у него это не получится, поэтому только энергично замахал руками.
Алексей поздоровался c доктором, штабс-капитаном. Расстегнул верхнюю пуговицу кителя. Присел за стол. Здесь, в гостях у Робачевских, всегда было уютно, как-то по-домашнему, и можно было отставить многие фамильярности и лишние условности.
– Ну-c! Нальем «штрафную» для начала, –