огляделся и, найдя место безопасным, осторожно вынул большое крепкое тело из своей кожаной тюрьмы. Присев на краешке кровати, он наблюдал, как Саша пытается хоть немного отодвинуть шкаф и приоткрыть окно. Уперевшись ногой в подоконник, она крякнула и сдвинула-таки допотопную бандуру с места ровно настолько, чтобы в сад могло протиснуться кошачье тельце, а из сада в комнату – войти свежий воздух.
В темноте она заметила, что на дверце в сад так и позвякивает связка латунных бубенцов, которую повесила сюда Агнесс Гингер незадолго до своей смерти. Саша улыбнулась и аккуратно тряхнула бубенцы. Звук вышел не мелодичный, но родной, знакомый, всколыхнувший теплоту в солнечном сплетении.
Вдруг по потолку пробежали тревожные оранжевые всполохи. До боли знакомые отблески, которые дает открытый огонь.
Значит, эта перестановка в комнате не продумана. Шкафом просто наскоро перекрыли легкий доступ внутрь.
Демон запрыгнул на шкаф и зашипел на кого-то на улице.
В саду кто-то был. Не просто кто-то, а целая толпа. Они никуда не шли. Они стояли и смотрели наверх, туда, где по Сашинам прикидкам, ночевал Демид. В руках у них были горящие факелы.
Саша не двигалась, зажатая между окном и шкафом, едва дыша, завороженная жутким зрелищем.
Толпа загудела. Гудение плавно переросло в нестройное пение. Люди разошлась кругом и два человека вынесли вперед что-то большое и, не медля, подожгли это своими факелами. Саша пригляделась. Это было чучело бобра из соломы. Оно горело ярко и беспокойно.
– Очень остроумно, – прошептала она, усмехнувшись.
Это был городской тайный ритуал – «огненная мегера». Демид получал ее в наказание не реже двух раз в квартал.
Двое отделились от толпы и принялись швырять чем-то в окна отеля. Послышался звон разбитого стекла.
– А вот это уже слишком! – возмутилась Саша и принялась протискиваться обратно в комнату. – И совсем не по правилам!
Правила «огненной мегеры», как, впрочем, и весь ритуал в целом, придумал ее дед. Может, не придумал, может, где-то подглядел и позаимствовал, но к финалу своей карьеры поджигателей Бабуины сформировали свои своеобразные понятия о справедливости. Приговоренным к «огненной» однажды оказался взявший взятку прокурор, что вызвало одобрение у большей части населения, в другой раз – принявший подарок учитель, и тогда все решили, что Бабуины оборзели вкрай. Свое получили и хулиган, приставший на улице к даме, и журналист, перевравший факты в своей статье в «Мегерских ведомостях». В свое время попали в дедовский карающий костер и парочка городских сплетников, и владелец ломбарда, обдирающий честной народ, и хозяева нескольких лавок, отказавшиеся продавать Бабуинам спиртное в долг.
Саша очень жалела, что дед не дожил до ее четырнадцатилетия. Уж он бы не дал ее в обиду!
Порядки «огненной мегеры» не менялись с дедовских времен: перед домом провинившегося собиралась толпа с факелами