хотеть этого так же сильно, как и я. Я вложу в твою миленькую головочку самые развратные мысли, Ники. Когда я с тобой закончу, не останется и воспоминания о чистенькой, невинной принцессе. Ты будешь такой же похотливой и испорченной, как я.
Римман приблизил свое лицо и сначала слегка коснулся уголка рта, удерживая мой взгляд своим, уже потемневшим от сдерживаемого плотского голода. Его язык скользнул по моим губам, слегка раздвинув их. Он не напирал и не настаивал, а буквально медленно дегустировал меня. Обводя его языком раз за разом, посасывал мою нижнюю губу, не предпринимая попыток принудить меня к большему. И места, к которым он прикасался разогрелись под этими медлительными ласками и покалывали в каком-то предвкушении. Мне вдруг самой захотелось податься ему навстречу и усилить наш контакт. В голове, набирая обороты, ускорялось кружение, так, словно раскручивалась все быстрее карусель, принося мозгу опьянение и легкость.
Неожиданно вторая рука Риммана медленно двинулась по внутренней стороне бедра, подбираясь прямо к моему ничем не прикрытому естеству. Я впала в ступор, перебирая все возможные варианты поведения, но тело на мои терзания плевать хотело. Едва пальцы Риммана оказались напротив моего лона, мои бедра самовольно дернулись им навстречу, а из груди вырвался низкий призывный стон. Мой рот распахнулся в поисках недостающего воздуха, и вот тут Римман атаковал его жестко и беспощадно. Мои глаза закрылись, и я утонула в поразительном контрасте ощущений агрессивного поцелуя и нежного скольжения пальцев по моей влажной плоти.
– Открой глаза, – прорычал мужчина мне в рот. – Смотри, кто это с тобой делает!
И он дернул меня за волосы, вынуждая открыть глаза. Подчинившись, я тут же попала в самый эпицентр дикого тайфуна, бушующего в его яростном взгляде. Меня утягивало вглубь, отрывая от земли и швыряя в этом стихийном потоке. Его рот продолжал овладевать моим с маниакальной свирепостью, а его пальцы внизу творили нечто, делающее мое тело бесконтрольным разуму. Сладостно-болезненные спазмы скрутили низ моего живота, и я уже скулила и извивалась, сама не понимая, чего же хочу. Напряжение росло, мое тело дергалось и изгибалось. Если бы Римман не удерживал мою голову, я бы наверняка разбила ее об стену – такими сильными были эти конвульсии. Что-то невыносимое рвалось из меня и никак не находило выхода. Выворачивало наизнанку. Яростная потребность моей звериной сущности вдруг в одно мгновение отодвинула цепко держащую меня в тисках рассудочную половину, и я, зарычав, впилась в губы Риммана, кусая и поглощая, а мои бедра сами рванулись в первобытном танце, посылая тело навстречу освобождению.
– Ри-и-и-и-им! – умоляла я, сама не знаю о чем.
Римман низко и протяжно зарычал, и эта вибрация устремилась вниз по моим нервным окончаниям, срывая последний барьер и посылая меня к неизбежному финалу.
Я обмякла, привалившись к широкой мужской груди. В моем теле не осталось костей. Какой-то волшебник испарил их в момент этого потрясающего взрыва.