моя родственница.
– Оу, не стоило вам туда заходить, – шепчу, с ужасом представляя, что же могла такого сказать баба Галя. Эля усмехается. Осмотревшись по сторонам, кивает в сторону лавочки в другом конце двора.
– Присядем?
– Да, конечно, – тяжело вздохнув, все же соглашаюсь. Понимаю, что не избежать разговора. Наклонившись, шепчу малышке:
– Сонечка, хочешь поиграть еще?
– Да, мамочка, – кивнув, улыбается дочка. Забрав из моей сумки маленький резиновый мячик, убегает в сторону играющих на детской площадке детей.
– Красивая девчонка, на тебя очень похожа, – произносит Эля, задумчиво глядя на то, как Соня, радостно подпрыгивая, несется к своему другу Ване из третьей квартиры.
– Эля, я знаю, зачем вы здесь, – перехожу сразу к главной теме. – Но я не вернусь, – поднимаю на нее глаза. Судя по выражению лица женщины, она ни на секунду не прониклась моими словами.
– И чего ты взбрыкнула? – ее вопрос – будто насмешка. Бросив красноречивый взгляд в сторону моей квартиры, возвращает внимание ко мне. А я начинаю вдруг чувствовать себя дискомфортно. Мне стыдно, не понимаю даже, за что именно. За свое убогое жилье? За сумасшедшую старуху?
– Понятно, – протягивает задумчиво Эля, заметив, как я потупила взгляд. – Назар?
При звучании его имени тело покрывают мурашки. И это совершенно не приятное чувство.
– Да, – срывается шепот. Это слово дается с трудом, будто наждачкой царапает глотку.
– Поделишься? – ничуть не удивившись, спрашивает она.
– Может, вы у него спросите? Я сама не понимаю, что это было… – мне не хочется вспоминать о произошедшем, а уж тем более говорить. Но Эля не спускает с меня грозного взгляда, и я понимаю, что деваться мне некуда. Рассказав ей обо всем, стараясь сократить свое повествование до минимума, замолкаю. Внутри все закипает после произнесенных слов. Будто весь этот ужас я снова только что пережила.
После моего рассказа Эля несколько минут молчит. Отвернувшись, смотрит в сторону площадки.
– Лейла, – произносит вдруг, обернувшись. В ее взгляде столько доброты, что у меня сердце начинает щемить. – Я обещаю, этот говнюк больше тебя не обидит. Я поговорю с ним, если надо – поговорю с Серебряковым, – Эля поворачивается ко мне.
– Назар – еще та задница. Прости за мой французский, только этим емким словом можно дать ему точную характеристику, – смеется она. – Но он не плохой. Я не буду рассказывать тебе подробности его жизни, не потому что не хочу, не имею права. Но я знаю о нем многое, о его семье. У Назара очень непросто все… – меня злят ее слова, раздражает то, что она его еще и мучеником выставляет. Эля замечает мою реакцию, спешит исправиться.
– Нет, не подумай, я его не оправдываю ничуть. Я верю тебе. Знаю, как иногда он может сходить с ума. Но я говорю это к тому, чтобы ты понимала, Назар – не такой подонок, каким хочет казаться. И все, произошедшее вчерашним вечером, было гадкой, но шуткой… с самого начала. Он бы ничего тебе не сделал и не дал