делаем. Это работает». Собственно, Миллер и командовал лагерем строгого режима в Гуантанамо.
Именно действия США в Ираке и на Ближнем Востоке во многом и спровоцировали создание ИГИЛ. Но кроме того, они породили в тысячах местных желание мстить белым людям. Они продолжили борьбу, а многие из них отправились на Запад под видом беженцев. Зло породило другое зло – этот процесс бесконечен; у него нет ни начала, ни, к сожалению, конца. Жертвы становятся палачами, палачи превращаются в жертв. И ужас в том, что все они абсолютно нормальны.
Арендт пишет в своей книге: «Проблема с Эйхманом заключалась именно в том, что таких, как он, было много, и многие не были ни извращенцами, ни садистами – они были и есть ужасно нормальными. С точки зрения наших юридических институтов и наших норм юридической морали эта нормальность была более страшной, чем все зверства вместе взятые… Это новый тип преступника, являющегося в действительности «врагом человечества», совершает свои преступления при таких обстоятельствах, что он практически не может знать или чувствовать, что поступает неправильно». По сути, данным тезисом Арендт выносит вердикт не столько Эйхману и его соратникам, сколько системе, его породившей. Системе, исходившей из еще более глобальной системы, преподнесенной как одна из высших ступеней эволюции. Арендт заключает: «Эйхман подвел итог урокам, которые были преподаны нам в ходе долгого курса человеческой злобы».
Подобную злобу невозможно устранить правовыми методами. Без понятий нравственности, морали, совести они неэффективны. Да и сама система, даже после уроков Эйхмана, Гитлера и нацизма, также направлена не на искоренение зла, а на его поддержание, облаченного, правда, в светоносные одежды. Дело не в личностях злодеев или тиранов, а в системе, которая ситуациями и обстоятельствами порождает их.
Европейское общество выстраивалось с учетом иных угроз, а те, что существуют сегодня, возможно, и прогнозировались, но не были должным образом оценены. При этом страны, потянувшиеся к Западу, излишне понадеялись на систему безопасности, выстроенную сугубо с учетом интересов одного гегемона. Более того, эти государства в принципе во многом утратили самостоятельность, получив зависимость не от внутренних, а от внешних факторов.
«Универсальные ценности», «единый мир», «мир без границ» – все это уже не работает. Они не могут проецироваться на мир, скрепляя его. Даже в самой Европе они больше не эффективны. Глобальный мир – эта вавилонская башня, выстроенная с такой помпой, – разваливается по этажам. Свидетельством тому – и Brexit в Великобритании, и референдум в Каталонии. Подобные истории – не частности, а закономерности, вытекающие из хода новой европейской истории. Все тот же антиутопист, а на деле реалист Ору-элл писал: «История заключается лишь в подъемах и крушениях материальных цивилизаций – одна вавилонская башня падает вслед за другой».
Это, собственно,