жизни, который избрал для себя дядя Гриша, казался маме с Игорем смешным и нелепым. Они считали моего дядю позёром и все его увлечения называли глупыми понтами.
– Твой дядя пытается казаться крутым, но на самом деле он просто выпендривается, – сказала мне как-то мама.
Она осуждала Гришу за то, что он мной мало интересуется, что он не пытается помогать содержать меня. Я не могу сказать, что дела у Игоря шли плохо. Но, разумеется, не так хорошо, как у Гриши.
Мой дядя ни в чём себе не отказывал и не думал о завтрашнем дне. Он делал только то, что хотел, и никому ничего не был должен. Он не работал в общепринятом смысле слова, зато ездил по всему миру, снимая документальные фильмы, которые показывали по телевизору. На Светлогорском проезде эти фильмы никогда не смотрели.
Как-то в субботу по НТВ крутили какую-то передачу. Игорь с интересом смотрел её до тех пор, пока на экране не появился автор фильма – Григорий Скуратов. Послушав десять секунд, Игорь утомлённым голосом произнёс «какая херня» и выключил.
В октябре у нас с мамой произошёл конфликт. Я сейчас не вспомню, что мы не поделили, но разговаривали мы на повышенных тонах: и она, и я. Внезапно я почувствовал, что сзади меня кто-то схватил за шею, хорошенько тряхнул и бросил на кафельный пол.
– Ещё раз услышу, что ты на мать орёшь, я тебя урою, понял? – закричал Игорь.
Не могу сказать, чтобы мне было больно, однако такой метод воздействия пришёлся мне не по вкусу. И вместе с тем мне было стыдно, что я позволил себе повысить голос на маму. Я считал себя целиком неправым, а Игоря – всего лишь высшим судьёй, восстановившим справедливость и наказавшим меня за проступок. Я понимал, что он имеет на это полное право.
Нельзя сказать, чтобы я был подарком.
Именно на Светлогорском проезде я совершил две вещи, за которые мне до сих пор стыдно.
Первая история произошла со мной, когда я учился в пятом классе: стоял апрель, был один из первых по-настоящему весенних дней, в которые я смог в полной мере ощутить, что я перешагнул черту первого десятка: на днях мне исполнилось целых одиннадцать лет, я был в одном шаге от того, чтобы стать взрослым человеком (позднее я узнал, что шаг этот был длиною в несколько мучительных лет). Я имел всё, чего мне хотелось, кроме одной очень важной детали: всю свою жизнь я хотел иметь собаку – не шпица или йорка, а настоящего честного пса: дога или добермана.
В тот день мы с мамой возвращались из магазина, куда заехали, чтобы купить мне штаны и куртку: я нёс в руке пакет с детскими штанами, а мама – с женской курткой. У входа в наш подъезд с невозмутимым видом сидел боксёр – разумеется, не Кличко и не Костя Дзю, а взрослый поджарый пёс тигрового окраса. Он безмятежно проводил нас взглядом до подъезда. При этом собака явно была ухоженной, чистой, на шее висел ошейник, да и голодной она не выглядела. Разобрав дома сумки, мама с удивлением