используем? И я давала номера статей Гражданского и Гражданско-процессуального Кодекса только для того, чтобы показать, что с подобной задачей может разобраться каждый, кто дружит с головой и полагается на Бога. Но полагаться на Бога это вовсе не слепая вера в чудо, а это скорее смирение с ЕГО ВОЛЕЙ, то есть смириться с тем, что возможно проиграешь, и в то же время продолжаешь следовать своим путем, в соответствии со своим кредо, со своей душой.
”Как правило, у большинства людей только одна проблема – они не умеют любить. Ни родителей, ни детей, ни супругов, ни друзей.” Любовь к противоположному полу я воспринимала лишь как половые отношения. Но искусство в сексе – это еще не любовь. Для меня было противоестественным идти с мужем под ручку, кинуться ему на шею, да и просто чмокнуть в щеку. А надо-то всего: ”Улыбнись, прикоснись, своих чувств не стыдись!”. Сухарь! А ведь все изначально идет из семьи, от родителей. Не видела я этого в детстве.
Моя ”мать не научила меня все и всех любить по настоящему, в свою очередь другая женщина не научила любить мою мать, и так и тянулось из поколения в поколение.” Мы у матери были: Надьки, Димки, Ритки, Любки, Андрюшки. Не было ни Надюши, ни Ритоньки, ни Любоньки. В свою очередь у ее матери (бабушки) были: Райки, Светки, Люськи, Юрки. А бабушка и вовсе жила с мачехой. 30-е годы 20-го века; прадед остался вдовцом с четырьмя девками, женился снова, пошли другие дети. Прадеда раскулачили только за то, что у него было две лошади (рабочая и скаковая для сабантуя). Моя бабушка Катерина от голода полезла в райпо через крышу и упала в бочку с вареньем – наелась года на два или три…в тюрьме. Вот такой грех от прародителей, и вроде бы никто не виноват…
Стыдно писать, но я не любила детей (пока пишу не про своих). Приводило в бешенство, если плакал ребенок в автобусе или другом общественном месте, и мать не могла его успокоить (но, разумеется, приходилось скрывать свои эмоции). Когда родила сына, я исправно выполняла свои обязанности, т. е. вела себя так же, как и моя мать. Нет, были какие-то эмоции внутри меня, но я не могла их выразить. Ласкать ребенка мне казалось телячьими нежностями. ”Упал – сам виноват, я же говорила не беги!”. Солдафон, кого я могла вырастить – только спартанцев! Так и росли мои дети – плакали не от боли, а только от обиды.
У каждого ребенка своя судьба, но, и своя миссия в отношении матери. Как посылает небо соратника, сподвижника – это то, что я могу сказать про сына. Для начала скажу, что он вынянчил свою сестру; все соседские дети бегали, играли свободно, а он с коляской, пока я добывала средства к существованию. Дальше – больше! Стройка вносила свои коррективы в нашу жизнь. И ребенок подставил свое плечо под уже не детские заботы.
Когда я занималась кладкой, он – всеми сопутствующими жизни делами. Когда ставили крышу на доме – я поняла, что мой сынок уже вырос, и сил у него поболее, чем у меня. Вдвоем мы выполняли такую работу, какую мастера втроем, вчетвером. Еще, имевшие старую машину знают, что с ней научишься не только на педали нажимать.