стрелы, крики и стекленеющие взоры. Чесалась спина, и он никак не мог её почесать, разве что попросить одного из солдат залезть ему под доспех, но сейчас, перед боем, это показалось бы неуместным. Ещё и наколенник заржавел в долгих походах, и теперь неприятно скрипел при любом движении.
– Господин, – тревожно обратился к нему одноглазый сержант, с ног до головы заляпанный землёй, – пора?
– Ещё нет, – уверенно ответил Дима.
Солдаты выглядели равнодушными. Изрезанные шрамами, в пробитых латах, в многодневной грязи они походили на убийц, насильников и прочих подонков. Впрочем, такими они и были.
Со стороны леса раскатисто просипел рог и на опушке появились конные и пешие фигуры. С каждой секундой их становилось всё больше, и вскоре лес скрылся за десятками знамён и штандартов. Вновь возник сержант и, протирая рукавом пустую глазницу, спросил:
– Ну что? Пора?
Вместо ответа Дима молча вскинул руку с копьём. Его воины дружно закричали, вернее – зарычали, потрясая оружием. Он пришпорил коня, прикрылся щитом и двинулся, набирая скорость, к лесу. В ряд с ним рванулась всадники, следом побежали пешие солдаты. Он видел, как, затмевая небо, несётся волна стрел и скашивает на опушке вражеских солдат. Вперёд выступили их копейщики и выставили перед собой забор длинных пик.
Грязь и трава разлеталась под копытами, конь шёл тяжело, но быстро. Дима взял копье наперевес и выбрал цель, слева и справа мчались его воины, громыхая железом и так же нацеливаясь. Спустя несколько секунд стена всадников обрушилась на вражеские пики, раздался треск ломающихся древков и грохот от падения закованных в доспехи людей. Он въехал точно в выбранного заранее вражеского солдата, пробив копьём и щит, и его самого насквозь. Оставив копье в поверженном, он выхватил меч и принялся рубить вокруг себя не глядя, потому что через прорези закрытого шлема ничего, в общем-то, не было видно, кроме мелькания клинков и непонятно чьих движущихся рук и ног. Надо надеяться, что эта отрубленная рука принадлежит врагу, – пролетело в его рогатой голове, – а если свой подвернулся под мой меч, значит сам виноват… В следующее мгновение он получил мощный удар в спину и выпал из седла в измочаленную мокрую грязь. Он вскочил, но был снова сбит с ног, кто-то слева рубанул его по руке и он выронил шит. Щит упал внутренней стороной на землю, и он разглядел герб – схематичное, как будто ребёнком нарисованное белое облачко на светлом фоне с тремя падающими из него голубыми каплями. Ему удалось снова подняться. Не оборачиваясь, он махнул мечом влево и в кого-то попал – судя по вскрику, удачно, но тут же упал на колени, ощутив острую боль в правой ноге – из бедра торчал арбалетный болт. Ещё пытаясь разить врага, стоя на коленях, он размахивал клинком вокруг себя, пока страшный удар по голове, видимо, молотом или клевцом, не уткнул его лицом в землю.
В отдалении послышались неразборчивые крики, что-то вроде: «Вождь убит! Дождь убит! Спасайте тело!»
Кровь быстро заполняла шлем изнутри,