решающим для этого раннего момента в появлении промышленного капитализма было то, что механизмы военного капитализма могли быть экстернализированы благодаря имперской экспансии государства и в результате уменьшали для капиталистов необходимость перестройки отечественной общественной структуры и их зависимость от отечественных ресурсов – от труда и пищи до сырья для промышленного производства. Некоторые проблемы в базовом процессе мобилизации труда, сырья, территорий и рынков были разрешены военным капитализмом в Америке, Африке и Азии. И опять основной причиной такой способности к некоторой экстернализации мобилизации труда, земли и ресурсов было сильное государство (государство, укрепленное институциональными и финансовыми накоплениями военного капитализма). Это государство действительно могло реализовать разные виды институтов в разных частях мира, например, рабство и наемный труд. Таким образом, краеугольным камнем промышленного капитализма было новое государство.
Промышленники, торговцы и политики создавали новую форму капитализма – тот капитализм, который будет преобладать в большей части мира к концу XIX века.
Такое новое государство, какое начало возникать в Британии в конце XVIII века, иногда было менее «явным», чем автократическое монархическое правление, и потому казалось «слабее», поскольку его сила все больше встраивалась в безличные правила, законы и бюрократические механизмы. Парадоксальным образом промышленный капитализм сделал государственную власть менее заметной, усилив ее. Отныне рынок регулировался не личной властью короля, лорда, мастера или вековой традицией, а явно прописанными правилами, неумолимо приводимыми в исполнение договорами, законами и положениями. Более слабые государства продолжали опираться на клиентские сети, делегирование власти и произвольные правила – особенности, которые не обеспечили бы питательной почвы для промышленного капитализма. И по мере того как европейский колониализм все дальше протягивал свои щупальца, охватывая все больше территорий в мире, он все больше укреплял потенциал государства колонизаторов, в то же время подрывая политическую власть и потенциал государства у колонизируемых. Именно тогда, когда возможности государства становились все важнее, их распределение по земному шару становилось все более неравномерным.
Характерно, что, хотя Эдвард Бейнс в 1835 году говорил, что «эта [хлопковая] торговля не является детищем государственной протекции», он затем в хронологическом порядке составил список всех «законодательных препятствий», относившихся к хлопковой отрасли, от запретов до пошлин – список, который заполнил семь страниц, поразительное напоминание о важности государства для обеспечения «свободного» рынка хлопка[169]. В Великобритании, а в конечном итоге и в нескольких других странах, эта зависимость капиталистов от государства тесно связывала их друг с другом, что приводило к своего рода территориализации и национализации