своей семьи, туманно всплывающие у меня перед глазами, отзываясь далеким эхом. Однако первые мгновения, воспоминания были безликими и точно безжизненными, я был не в состоянии вспомнить черты любимых мне людей. Я точно был клеймен семейными узами, сам факт наличия родственников загорался в моем сознании задыхающимся пламенем, но их лица были лишь информационным шумом, как тот, что можно было наблюдать в дни телевизионных пауз. Первым шагом было вспомнить их имена, медленно произнести их, едва напрягая засохшие губы. «Рината. Рината и Александр», – трепетно вырвалось у меня, когда я смог воссоздать, приподнимая дурманящую пелену, драгоценные лица моих близких, узнать в них любимые детали.
За свою жизнь я услышал множество удивленных комментариев по поводу того, как такой скучный человек смог завести семью (одурманить очаровательную леди), толкая ее на невероятные муки своей компании. В глазах товарищей я был наивным простаком, трусом и гиком, конечно, не таким, как Тесла, но и не покорителем женских сердец или победителем конкурса «Мистер Университет». Мне повезло добиться расположения Ринаты на протяжении всего обучения, и, следуя трансу любви, я преклонил перед ней колено буквально на следующий день после выпускного бала. Ее реакция была неоднозначной, я впервые увидел слезы Ринаты, что сильно удивило и расстроило меня. «Вот дубина», – проносилось в моей голове. И, лишь обнявшись спустя какое-то мгновение, с влажными и прекрасными глазами моя будущая спутница призналась мне в своем согласии, выразив при этом свои искренние чувства ко мне. А спустя какое-то время мы завели своего единственного ребенка, которого назвали в честь деда. Моя жена – женщина покорного склада, которая являлась настоящей хранительницей очага и домашнего уюта. Так сложилось, что она глубоко переживала за меня и горевала в случае моего долгого отсутствия. И мысль о том, насколько может тревожиться супруга, потеряв меня Бог знает насколько (в то время я еще не выяснил природу своего существования в этом помещении), терзала меня. Как мне было совестно перед ней в каком-то роде, так и страшно оказаться в неведении собственного пути. Я толком не понимал ничего, что происходило вокруг меня. Все вокруг, даже я сам, было каким-то чужим, незнакомым мне явлением.
Стараясь избавиться от гнетущего чувства трепета перед неизвестностью, я попытался встать. Мое, казалось бы, изнуренное тело отказывалось слушаться меня, повинуясь импульсивным командам разума. Ватное тело было чуждо мне настолько, что ощущал я его лишь частично. Чувствовал голень, но не мог ей управлять, как ощущал собственные пальцы, которые едва сгибались в кулак. Каждое движение – преодоление тягостных мук, которые давались мне с воистину тяжелыми усилиями. Покорив необузданную усталость собственного тела, я смог подняться и занять устойчивое сидячее положение на краю ложа, а спустя еще несколько минут, тяжело выдохнув, смог доковылять до компьютера, ютившегося в центре