могла и не вспомнить немолодая женщина Лина юного прыщавого ангела, переменившегося в грузного пожившего мужчину с абсолютно седой шевелюрой.
Она отошла в дамскую комнату, а я, выудив из монблановского портмоне истертого ангелочка, подошел к стойке кафе, где она сидела, и поставил его между чашкой с недопитым кофе и футляром для очков.
Вскоре она вернулась – и тотчас замерла, затем задрожала, увидев оригами ангела, прилетевшего из прошлого.
Она металась по залу ожидания, с распущенными белыми волосами, со слезами на глазах и немым вопросом «Ну где же ты, где?!».
Ничего этого я уже не видел. Я шел к своему самолету и думал о сыне и дочери, представляя, как обниму их после долгой разлуки.
Лето
Давеча вспомнилась мне картинка из детства. Так живо вспомнилась.
Мне двенадцать лет, у меня еще впалая грудь и ножки тонкие, как карандаши «Кохинор». На каникулах я счастливо живу у отца на даче, с братьями и другими многочисленными родственниками, в поселке творческих людей со странным названием «Зарплата».
Самым любимым моим занятием в отрочестве, лет с девяти до тринадцати, восхитительным времяпрепровождением была рыбалка. Я тратил на нее каждый свободный час, каждую детскую мысль ей посвящал. Ни один из братьев моих, ни Толян с восьмой дачи с двоюродным племянником любви к червякам, опарышам, зною и холодному дождю не разделяли, все предпочитали ухаживать за юным кроликом Микой, подаренным моим отцом детскому обществу поселка, и красивой рыжей девочкой Региной. Так я всегда и стоял над рекой в полном одиночестве. Рыбы в воде не было никогда, как в наполненной ванне. Мог, конечно, раз в неделю поднырнуть, подпрыгнуть, юркнуть самодельный поплавок – и сразу все затихало. Даже к удилищу подскочить не успевал. Видать, казалось.
Чтобы не быть полностью побежденным, сломленным унылой на дары стихией, я катил к маленькому гнилому нечищеному пруду, откуда вылавливал ротанов – московских бычков. Это вам не морской одесский бычок – жирный и сочный, зажаренный с корочкой, – это было что-то среднее между головастиком лягушки и чернобыльским монстром. Зато ловились мутанты даже на пустой крючок, так что на срезанную с дерева ветку я нанизывал их штук под тридцать и с радостной физиономией победителя катил на велике восвояси…
Никто из дачников моими победами не вдохновлялся, наоборот – все морщились от запаха странной рыбы и шли заниматься своими делами. Закаленный улицей, я сам чистил свой улов, а после варил рыбный бычковый суп, который и ел в гордом одиночестве.
Общество почти всегда награждало меня презрением за невыносимый запах черного, с разводами радуги, будто из нефти, супа. Тогда отец выпроваживал меня на кухню, где я, убедившись, что никто не видит, выливал содержимое кастрюли в канализацию. Думалось, что тубзик прямого падения вонял пристойнее.
Иногда, когда ты совсем не ждешь, когда почти пал духом, твои бессмысленные и немыслимые дерзания вознаграждаются. И один раз я все же стал звездой дня всего дачного поселка Зарплата.
Обычным