случая надлежащий вид принимает. И тут она, как водится, медведицей подошла. Но такой, что прямо потеха. Шерстка в блёстках вся, переливается на свету. В ушах серьги массивные, на камнях-самоцветах. На лапах браслеты золотые, тоже камнями убранные. На шее бант огромный розовый повязан, и сбоку так, что один глаз закрывает и разговаривать мешает.
…Медведица живикой от тела разрешилась и оцепенела на мгновение. До последнего с убойцами билась, детей защищала, но как ей совладать – четверо их с ружьями и собак свора.
– Всё, думал, баста! – керкал один из браконьеров. – Как на меня пошла!.. Вот зверина! Когти тянет, ревёт, блин! Я ей – в башку из обеих стволов, а она хоть бы что! Прёт, зараза, и прёт. Да вот, Обушок, смотри… – он ткнул пальцем в след от пули на голове мёртвой медведицы. – Мой жакан срикошетил. Крепкая штука, и не пробьёшь её.
– Не пробьёшь, не прошибёшь, – проворчал самый старый. – Я тебе что говорил? В сердце целить надо, под лопатку. Взяли тебя, дурака, майся теперь. Кабы не я – отшибла бы тебе самому дурню башку. И поделом, – осклабился во весь рот, перекатывая в губах замусоленную папиросу.
– Какой разговор, Обушок, на всю артель ставлю! Ох и зверина! – и со злостью пнул недвижную тушу. – И шкура – твоя, заслужил. Всё по чести.
– Накой она? Ободранная, и линять начала. Желчь я себе возьму. Остальное – делите, как хотите.
Другие двое тем временем сняли с дерева плачущего медвежонка и, ругаясь, затолкали в мешок.
А медведица уже далеко была, второго своего медвежонка спасала.
Когда беда пришла, сынишка на дерево залез, а дочурка поодаль чуть была и потому сразу в лес сиганула. Собаки её отчего-то не почуяли. И сейчас медвежонок бежал, бежал, слыша материнский голос, который просил: не останавливайся, только не останавливайся, – и путь указывал.
Дочурка добежала до укромного места, забилась под валежник и уснула. А медведица тщательно в округе всё осмотрела и рядышком устроилась.
Сонька Прибириха не сразу пришла. Обычно она на остановку сердца является, а тут сколько уж её нет! Всё-таки прибежала, запыхалась, как будто тоже через всю тайгу неслась, торопилась без удержу.
– Завидую тебе, подруга, – с ходу выпалила она. – Избавилась от этого тела скучного. Теперь запросто человечью жизнь прожить сможешь. Какую хошь, на выбор.
– Это ещё почему? – равнодушно отозвалась медведица.
– Ну как же… – Соня подвинула лапой бант с глаза и недоумённо уставилась на медведицу. – Закон такой. Чтоб тебе обидно не было, сама медведей стрелять будешь…
– Чео?! – медведица ажно подскочила с места, затряслась в гневе. – Кого?! Детей?! Ты что?!
– Ну ладно, ладно, – замахала лапами Соня, – успокойся, это я так… Не хочешь – не надо. Твой выбор.
Медведица хотела что-то ответить, но тут дочурка проснулась и стала звать маму.
– Пропадёт моя малышка, – заплакала медведица. – Теперь уже пропадёт.
Соня важно прошлась вокруг дерева, брякая тяжёлыми серьгами, подумала немного.
– Ладно,