Кто-то ее изрешетил ножом, оставив свое оружие со странной рукояткой в теле убитой.
Еще день они ждали следователя, а труп оставался на том же месте: Уголовный Закон Республики запрещал нарушать обстановку места преступления до прихода следователя. Работы отменили, возле тела выставили охрану.
В семьях Муоса превалировало средневековое грубое отношение к женщинам. Но стареющий Пруднич относился к своей Анастасии с каким-то неестественным для подземелий трепетом, категорически отказавшись от второй жены. После Великого Боя, сократившего мужское население Муоса почти наполовину, Законом Республики сроком на двадцать лет было введено многоженство. А для управленцев, к коим относился и Пруднич, право взять вторую жену и показать тем самым пример другим мужчинам было негласной обязанностью. Но от второй жены он отказался наотрез, несмотря на согласие Анастасии, несмотря на откровенные сватанья вдов, несмотря на требования инспекторов.
Пруднич, разом постаревший лет на десять, не находил себе места, стараясь всеми силами этого не показывать: администратор должен стойко переносить личную боль и с пониманием воспринимать то, что его жена почти сутки так и лежит в луже крови на холодном бетоне коллектора.
Он с детьми сидел при лучине в своей просторной квартире. Костя возился возле Надиной кроватки, украдкой вытирая постоянно бегущие из глаз слезы. Прудничу бы остаться одному да приглушить образовавшуюся в сердце пустоту изрядной долей браги. Но он сидел на топчане рядом с Верой, прижимая к себе единственной рукой постоянно вздрагивающую от рыданий дочь.
– Ничего-ничего, Верочка. Мама не умерла. Мама ушла на небо к Боженьке. Она теперь с Ангелами. Ей хорошо, не больно, не холодно, не голодно. И когда-нибудь мы встретимся с нею. И мы будем каждый вечер молиться Боженьке за маму. И мама будет на небе молиться за нас.
– Мама не на небе, она в коллекторе лежит, ты же сам говорил. И ты ее в землю хочешь закопать, а не на небо к Богу отправить.
– В коллекторе осталось тело мамино, а душа ее уже у Бога. Она смотрит оттуда на нас и очень огорчается, что ты все грустишь да плачешь.
Пруднич сам поднял голову к потолку, как будто хотел там, на небе, увидеть Анастасию. У них было почти настоящее небо, нарисованное Настей. После Великого Боя люди Муоса по какому-то всеобщему наитию потянулись к примитивной форме искусства – разрисовыванию потолков и стен своих жилищ и общественных помещений. В Центре заработала целая мастерская по производству красок, спрос на продукцию которой был несоразмерен с достатком жителей Муоса. Разрисовать изнутри свою конуру, пусть коряво и неумело, пусть трясущейся от голода рукой, было делом принципа уважающего себя республиканца. Это был еще один вызов беспросветной действительности, отчаянный плевок в душащий мрак подземелий. Творения большинства таких художников ужасали или в лучшем случае смешили, но Анастасия рисовала очень хорошо. Пруднич поначалу противился