общем, так, – решительно сказал Женька. – Лодыгина твоего к чёрту! В Египет бежим сегодня – у тебя мелочь на трамвай есть? – И добавил с победой в голосе: – Не дождутся они от нас своей фабрики!
– Кто «они»? – спросил я.
– Они, – повторил Женька и странно как-то подхрюкнул.
– Ты чего хрюкаешь? – спросил я.
– Это ты хрюкаешь, я не хрюкал.
– И я не хрюкал.
Он недоверчиво посмотрел на меня, потом принюхался:
– Табаком пахнет.
Я тоже поводил носом:
– «Беломорканал».
След запаха шёл от двери, которая вела на чердак.
– Тихо! – Я приложил к губам палец, и в этот момент снова раздался хрюк.
Мы с Женькой одновременно посмотрели один на другого, потом вместе посмотрели на дверь.
Внизу, где дверь была погнута, в широкой щели между полом и железной обивкой, чей-то рыжий пыльный ботинок затаптывал дымок папиросы.
Мне хватило быстрого взгляда, чтобы понять чей. И Женьке хватило этого моего взгляда, чтобы тоже обо всём догадаться.
Но наверное, и за дверью поняли, что мы поняли: ботинок в момент исчез, а на его месте уже шевелилась рука – она ловко подцепила окурок и исчезла вслед за ботинком.
Я попятился и почувствовал, что спиной упёрся во что-то тёплое и железное. Со страху у меня чуть сердце не отвалилось.
– Так-так, – послышался сзади знакомый голос. – Йоних и Филиппов, понятно.
Над нами навис, как Тауэр, директор Василий Васильевич. Это было тоже не очень приятно, но всё же лучше, чем смерть от ржавого тесака.
Голова моя по уши ушла в плечи, Женька скрючился ниже скрюченного домишки.
Лицо Василия Васильевича было большим и строгим, на коротком лацкане пиджака свечечкой горела медаль «30 лет на страже счастливого детства», пальцы бегали по блестящим пуговицам, будто играли на аккордеоне.
– Так-так, – повторил он печальным голосом. – Вот ты, Филиппов, скажи мне, ты кем хочешь стать, когда вырастешь?
– Космонавтом, – ответил я не задумываясь, как солдат.
– Так-так, – в третий раз повторил директор. – Знаете, что такое ЭПРОН?
– Нет, – сказали мы с Женькой хором.
– ЭПРОН – это экспедиция подводных работ особого назначения. Была в своё время такая полувоенная организация. Так вот, в ваши годы мы, тогдашние пацаны, мечтали стать водолазами. Не все, конечно. Некоторые хотели стать лётчиками, как Водопьянов. Некоторые – полярниками, как Папанин. А я хотел водолазом. Но в водолазы меня не взяли. Знаете почему?
Мы догадывались, но говорить не стали. И правильно: оказалось, мы ошибались.
– Из-за проклятого табака. Курил я. Мне инструктор так и сказал: знай, Василий, водолазу курить – всё равно что на брудершафт пить с покойником.
Я спросил:
– Василий Васильевич, а брудершафт – это что?
Директор посмотрел мне в лицо, словно умел по прыщам узнавать будущее, и сказал:
– Вырастешь – тогда и узнаешь.
Потом прокашлялся и говорит:
– Плохое