за мной закрылись.
– Всё, пионер, приехали. Конечная остановка, – сказал мне знакомый голос.
И день превратился в ночь.
В ночи горели два спичечных неподвижных глаза. Сколько было времени, я не знал. Пахло камнем, сырой землёй и почему-то нашей школьной столовой.
Два глаза пододвинулись ближе. Я протянул к ним руку и почувствовал шершавую кожу. Я узнал черепаху Таню.
– Где мы? – спросил я её и испугался своего голоса. Было в нём что-то чужое, но Таня его узнала и лизнула меня ниточкой языка.
Я взял её на ладонь и погладил островок панциря. Вдвоём было не так страшно – даже в этой неживой темноте.
Я прислушался – где-то пела вода. Значит, жизнь в этом мире есть.
– Будем искать выход. Идём, – сказал я весёлым голосом, чтобы она не думала, что я трушу.
И мы пошли: она – у меня в руке, я – растопыренной пятернёй тыча наугад в темноту.
Скоро мы увидели свет: маленький, чуть заметный, будто его прятали в кулаке.
Запахло водой и ветром.
Мне сразу сделалось хорошо, и я зашагал быстрее.
Когда мы дошли до света, радости моей поубавилось. Перед нами была грубая гранитная стенка и бойница величиной с носовой платок. В бойницу летели брызги и таяли на железных прутьях, которые её сторожили.
За стеной плескалась вода. Фонтанка, я узнал её сразу – по голосу ленивой воды.
А свет, к которому мы пришли, был жёлтой тенью зажжённых на берегу фонарей.
Я даже определил место, где мы сейчас находились: примерно между Климовым переулком и въездом на Египетский мост.
Моста отсюда было не разглядеть – слишком узкой была дырка в граните и мешали отсветы на воде. Египет тоже скрывал туман и загораживала дымка береговых тополей.
Что делать, размышлял я. Стоять здесь, смотреть на Фонтанку и ждать случайного катера? А дальше? Ну будет этот случайный катер, ну увидят с него за решёткой чью-то бледную тень лица, ну, допустим, даже и выслушают. Но какой идиот поверит во всю эту историю с чемоданами? Я бы на их месте ни за что не поверил.
Только теперь моё место здесь, в этой каменной мышеловке, и такое это место чужое, что покуда не вернулся мой давешний трамвайный знакомый, надо отсюда как-нибудь выбираться. И чем скорее, тем лучше.
И мы отправились обратной дорогой на поиски своего спасения.
Мы шли, спотыкались о какие-то корни и скользкие железные трубы, перешагивали в темноте ямы, в них светилась и шевелилась тьма, закрывали руками голову от хохочущих летучих существ, бежали, падали, поднимались, насмерть разбивались о стены, плакали в загаженных тупиках, и когда сил уже не осталось, а осталось только лечь умереть, я увидел высоко над собой маленькую сиротливую звёздочку, висящую на безлюдном небе.
Мы стояли на дне колодца, из которого вычерпали всю воду; его стены были из бетонных колец, и наверх, вделанные в бетон, вели узкие металлические скобы.
Пересадив черепаху Таню с руки себе на плечо, я проворно, по-обезьяньи, стал карабкаться к сиротке-звезде.
Она