от тумана пенек и принялась чепурить свои креативные дырки.
– И это объясняет в ее характере многое. Точнее, все, – сказала ведьма. – Акнир снова достала свою белую трубочку из кости с тонкой резьбой, распалила ее, вызывая к жизни путеводную змейку. – Все мы похожи на дни, в которые мы родились.
– Типа знака зодиака?
– Катя, например, родилась в ноябре, почти в полной тьме… И тьма в ней сильна. Тьма идет из нее. И еще неизвестно, победит ее тьма или она победит свою тьму и станет ее повелительницей.
– А я?
– Ты родилась в дни Перунового лета, в дни всесильного огня.
– Только что-то мой огонь не особо горит.
– Он-то горит. И не его вина, что ты до сих пор не поставила на него даже кастрюльку, чтобы сварить себе хотя бы завалящую кашку, – хихикнула ведьма. – Но Маша… – Акнир покачала головой. – Она появилась на свет в тот день, когда целый мир оборачивается назад и всматривается в Прошлое. Потому она и стала историком, потому видит Прошлое так ясно и так далеко. Так любит его… И еще потому она, единственная из вас, не боится смерти.
– А я что, боюсь? – оскорбилась Даша.
– Ты не боишься рисковать, а она – умирать. Ведь она родилась в Дни Смерти, в Дни окончания времен, когда заканчивается свет и начинается тьма. Вот кто мог бы познать настоящее Провалля, дойти до любой его глубины, даже до Ада. И вернуться обратно. Смерть – часть ее «я». Как и возрождение. Потому из вас Трех лишь она способна воскрешать мертвецов. Потому что в день, когда она родилась, жизнь и смерть сплетаются в единое кольцо Уробороса, вчера и сегодня становятся неразделимыми, и то, что было, – существует всегда.
– Угу, – не вняла ее патетике Чуб. – Умирать она не боится, а сказать мужику, что у них есть ребенок, так трясця от страха. Уй, класс! – хлопнула себя по креативным коленкам она. – У меня землепотрясная мысль!
Глава восьмая
Асенька
Сумерки сгущались, но серость приближающейся ночи разбавлял странный белый туман. И прежде чем Маша повернула выключатель и зажгла в гостиничном номере электричество, ей показалось, что вокруг неподвижного окаменевшего в своем страдании художника собрался размытый белый нимб.
Ковалева подошла, положила руки на плечи Вильгельму Котарбинскому:
– Когда умерла Ася? – спросила она.
– Вчера. Завтра похороны, – бесцветно ответил он.
– Знаете, я недавно читала газету. Там описывали удивительный случай. Умершая дама ожила на столе в прозекторской. У нее был летаргический сон. Такое случается.
– Да, чудеса случаются, – безнадежно сказал он. – Но очень редко.
– Неправда, в такие дни вы видите чудеса каждый день, – с нажимом сказала Маша. – Взгляните на меня, – он послушно поднял глаза. – Я не могу сказать вам, кто я такая, но… Я обещаю вам, это случится. Ася воскреснет.
– Воскреснет?
– В прозекторской. Одевайтесь. Идемте… Она воскреснет прямо сейчас!
Котарбинский вздрогнул,