постоянной угрозой, что богатство в одночасье отнимут, их самих посадят или пристрелят по заказу конкурентов, а может, и ближайших партнеров по бизнесу.
Перед самой операцией он отключил сотовый телефон, звонивший по триста раз в день, и сказал мне:
– Ты не представляешь, как скучно я живу. Каждый день только и слышу: кто кому сколько должен, кто кого купил и кто кого кинул. Это просто невыносимо… Вот ты занимаешься творчеством и радуешься жизни, а я даже никого трахнуть из-за своего гребаного геморроя не могу…
С этими словами он снял больничную пижаму и отдался в руки двух симпатичных медсестер. Валька, способный купить всю больницу вместе с профессорами и медицинским институтом в придачу, явно нервничал и боялся операции. Напоследок, уже лежа на операционном столе с широко раздвинутыми ногами, стыдливо прикрывая мошонку рукой, он сказал медсестре, вводившей наркоз:
– Вы знаете, обычно в такой позе я привык наблюдать женщин, но сегодня впервые наоборот…
После операции Вальку отвезли в персональную палату в платном отделении, где сервис был поставлен, как в люксе «Метрополя». Каждый день к нему приходила смазливая переводчица и учила английскому языку, который Валька тщетно пытался освоить лет двадцать. У меня закралось подозрение, что Валька с переводчицей не ограничивались изучением английской лексики, потому что со студенческих лет он слыл сексуальным террористом и не мог пропустить ни одной хорошенькой девчонки. Но это были только мои предположения. Не мог же Валька сразу после тяжелой операции зарабатывать новые осложнения.
А меня поместили в обычную бюджетную палату на шесть коек, и то, наверное, исключительно благодаря моим прежним заслугам. Иначе лежал бы я на сквозняке в коридорчике…
Честно говоря, я люблю лежать в больнице. Потому что нигде не увидишь столько хорошеньких медсестер, как в наших больницах. Глядя на них, понимаешь, почему в мире так высоко ценятся русские женщины. Ни в одной другой стране не найти таких добрых, отзывчивых, не избалованных судьбой красивых девчонок, безропотно выполняющих самую тяжелую работу за нищенскую зарплату. Еще я люблю лежать в больнице, потому что здесь никто не дергает, и появляется уйма времени поразмышлять о жизни.
Еще недавно я был любимцем фортуны, баловнем судьбы, моя карьера стремительно шла в гору. Я брался за самые рискованные проекты и неизменно разочаровывал всех, кто пророчил провал. Мои успехи и высокие гонорары не давали покоя коллегам и конкурентам. Обо мне писали газеты и снимали телепередачи, меня узнавали совершенно незнакомые люди на улице, а гаишники не брали штрафов. И мне казалось, что чем лучше работаешь, тем дальше будет легче. Но все обернулось по-другому.
Это был третий по счету кризис, который переживало мое поколение. Первый случился в 1991 году, когда мы только пробовали свои силы в кооперативном бизнесе. Второй – во время дефолта 1998, когда мы потеряли почти все заработанные деньги, но были еще достаточно молоды