и охоты. Часто приносила приличную добычу – лис, зайцев. Вскоре ее назначили врачом детского санатория, а Колю, по окончании университета, – его директором. Им пришлось этот санаторий вместе организовывать. Всю жизнь они проработали вместе: он директором санатория, а она – главным врачом.
7
Я очень рано полюбила книги. Еще в Иркутске я была другом большой городской библиотеки. В то время была, прямо сказать, революция в литературе, но много книг сжигали, считая их вредными. Так уничтожали книги замечательных детских писательниц Клавдии Лукашевич и Лидии Чарской. «Юркин хуторок», «Сибирочка», «Княжна Джаваха» – прекрасные книги с большой душой. Также я читала классику – Толстого, Тургенева, Достоевского. Увлекалась поэзией. Знала на память, да и до сих пор помню, многие произведения Некрасова, Лермонтова, Пушкина. Любила стихотворения Кирсанова, Безыменского, Маяковского. И была без ума от Сергея Есенина – над моей кроватью висел его портрет. В то время еще было трудно достать его стихи, стихи переписывались, распространялись из рук в руки. Читала я его произведения на память и, конечно, в школе была проводником есенинской поэзии. Однажды в связи с этим произошел казус. В нашей школе работали кружки – драматический, хоровой, литературный – и «морская флотилия». Я активно участвовала в драмкружке, играла ведущие роли по Гоголю, Чехову, но мне хотелось организовать кружок, где я могла читать Есенина и знакомить других с его творчеством. Вот я и решила назвать его интригующим названием – «морская флотилия». Для пущей важности члены кружка себе на грудь крепили значки – зеленые с красным бантики. Но публично мы их не носили, – когда шли в класс, прятали в сумке или в пальто. Но у школьных коллективов есть как друзья, так и враги. Врагами для нас стали те, кому мы не говорили о нашем кружке, кто только догадывался о его существовании. В те годы (1928—1930) Есенин еще не вошел в литературу как поэт, вернее, его считали пессимистическим поэтом, боялись, что он будет оказывать дурное влияние на молодых людей. Кроме того, подозрительными показались значки, которые мы носили. И вот по окончании девятилетки нам должны были выдавать аттестаты, и когда собрался школьный совет, на нем оказалась моя сестра Нюта, она работала по совместительству школьным врачом. И ей пришлось участвовать в обсуждении наших персон, которых объявили неблагонадежными в политическом смысле и приняли решение не выдавать аттестаты! В политическом смысле! Знали ли мы тогда, что это такое? Но на счастье на педагогическом совете присутствовал инструктор городского комитета партии Юрий Николаевич Иванов, который выступил с защитной речью и подверг критике выступающих. Он сказал, что «эти дети еще так далеки от политики, они просто питают любовь к литературе». И нам решено было выдать аттестаты. Одна наша соученица Нина Елагина так отчаялась, что хотела покончить с жизнью, но мы вовремя отвели ее от этой мысли.
И вот мы, юноши и девушки,