похитить. Ну, а как еще это можно понять? Коли хватаешь кого и волочешь куда-то, значит, украсть намереваешься. Больше никак это понять нельзя. Ну, а насчет дома отчего… Алена Никифоровна твое имущество, вся земля, что тебе принадлежит, твой отчий дом. Украсть ее пытались из-под крыши, значит из твоего, отчего, дома. А я всего лишь вступился в защиту твоего имущества, светлейший боярин, как и полагается княжьему человеку. Коли не прав я был, накажи.
Кожемяки зашептались. Не нравилось им, как суд обернулся, с боярином ссориться глупо. Можно и без бороды остаться.
– А чем докажешь слова свои. У нас три десятка послухов, а у тебя кто?.. – степенно спросил староста.
– Я подтверждаю. Одином клянусь! – вперед вышел огромный Скулди.
Ох, и грозен был норманн. Все его родичи давно христианство приняли, а он по-прежнему в старых богов веровал. Его боевая секира висела за спиной, напоминая всем окружающим, что язык нужно держать при себе, так как часть этого тела легко отделима.
– Коли не верит кто, Божьего суда требую. Выйдем на перекресток и будем биться.
Свей Сигурд уже намеревался выйти, сказать что-то, но Путята глянул на него так, что тот сразу умолк и с места не двинулся.
– Охотно верим тебе, – промямлил староста.
Ну, еще бы ты не поверил. Ни на какой перекресток идти не пришлось бы. Скулди бы прямо тут из одного целого смерда сделал двух полусмердов. А потом виру бы заплатил, все ж по Правде.
– Кто-то еще что-то хочет сказать?
Толпа молчала. Вроде все правильно. Чужую вещь трогать нельзя: коли из дома потащишь, наказание за это суровое.
– А как же насчет колдовства страшного. Волком он обратился, демон в нем был! – взревела убитая горем мать.
Так, об этом обвинении не подумали. На помощь пришел молодой княжич. Ярослав встал с помоста. Поклонился люду.
– Люди добрые, позвольте мне ответить. Святослав – друг мне, видел я храбрость его. Видел поступки его славные, а видели ли вы хвост у него? Клыки волчьи али, может, шкура на нем была? Отвечай, кожемяка.
Отец убитого парня понурился. Опустил голову, ответил:
– Не было у него шкуры и хвоста не было. Глаза только страшные…
Ярослав улыбнулся, но не по-доброму, зло оскалился. У смерда даже мурашки по спине побежали.
– А мои глаза добрые?!
– Тоже страшные, – буркнул мужик.
– Так то-то! А ну, Святослав, перекрестись. Докажи людям, что сила твоя от Бога данная.
И Святослав осенил себя крестным знамением. Священник поднес крест, Романов поцеловал распятие. Очистился.
– Вот видите, люди добрые, в Бога сей отрок верует и во имя этой веры за вас всех был готов смертушку лютую принять. Один против тьмы половцев вышел, из засады ворогов выманил, под удар подставил. Только благодаря ему и живы вы до сих пор.
Ярослав обвел всех грозным взглядом и сел на свое место. Толпа громко охнула. Это что ж получается, героя и спасителя судим? Неправильно как-то получается. А Путята встал и громко огласил свое решение:
– Раз добавить больше нечего, так замолчите вовсе.