дядечка в форме. У него уныло обвисшие усы, и он явно страдает различием желчи и хронической злобой на все человечество. Это становится очевидным, когда он начинает мурыжить двух венесуэлок, вполне безобидную маму и дочку. Просто сидит и вообще ничего не делает. Держит их венесуэльские паспорта самыми кончиками пальцев, как будто это какие-то дохлые маленькие зверюшки на последней стадии разложения.
Очередь справа идет к окошку, за которым сидит бодрый дедок пенсионного возраста с лихо закрученными кверху усами. На каждого человека он тратит не более двух минут. С неизменной улыбкой и шуткой для каждого.
Через десять минут до меня наконец доходит, что я встал не в ту очередь. Шумная дама в очках из очереди справа – та самая, которая громко вещала о своем круизе по Карибскому морю и которая, когда встала в очередь, была позади меня человек на семь-восемь, – уже прошла паспортный контроль.
Перейти в другую очередь? Но я не теряю надежды, что наш маленький Венесуэльский кризис должен разрешиться уже в самое ближайшее время. Еще через двадцать минут кризис так и не разрешился, но я уговариваю себя, что теперь-то уж точно осталось недолго, так что нет смысла скакать из очереди в очередь. По прошествии еще десяти минут я горько жалею об этом решении, в то время как венесуэлки уже из последних сил стараются удержать на губах вежливые улыбки.
Все люди по сути своей одинаковы. И все устроены очень просто. Из-за своего патологического невезения я стал настоящим экспертом в области недовольства жизнью, но в данном случае мне не пришлось прибегать к своему горькому мастерству проницательного знатока человеческих душ. Все было ясно и так: этот дядечка за окошком явно зол и обижен на весь белый свет. Дома все плохо: может быть, бойлер взорвался или мужик обнаружил видеоролик с участием его жены на каком-нибудь порносайте для любителей групповухи, – и вот теперь, в качестве офицера на паспортном контроле в международном аэропорту, он отыгрывается за все обиды. Благо положение позволяет.
Следующие двадцать минут я размышляю о том, что, может быть, все-таки стоит перейти в соседнюю очередь, но боюсь, что как только я перейду в очередь справа, у бодрого улыбчивого дедульки как раз закончится смена, и на его место сядет еще один монстр бюрократии. После долгого перелета и часа в очереди на границе мне уже ничего не хочется. Если бы я мог мгновенно перемещаться в пространстве, сейчас я бы с радостью вернулся домой, пусть даже там нет ничего, ради чего стоило бы возвращаться. Да, я готов сдаться. Мой боевой задор быстро иссяк.
И вот, простояв полтора часа в очереди, я наконец подхожу к окошку и протягиваю мрачному дядечке паспорт Нельсона. Мне как-то тревожно. До сих пор в моем списке противозаконных деяний значились только отдельные случаи неправильной парковки и редкие косячки с каннабисом; моя нынешняя афера не идет ни в какое сравнение с этими детскими шалостями. Но, даже толком не испугавшись, я понимаю, что никаких проблем быть не должно. Паспорт Нельсона я выучил наизусть,