отмена какой-нибудь встречи. Но вероятность того, что Ханнафин ее разочарует, была велика.
Звука тонального набора не последовало – значит он пока никому не звонил. Вместо этого он горько пробормотал себе под нос:
– Двинутая сифилитичка. Да, у меня есть пара яиц, лоханка долбаная, и они не для украшения.
Джейн подозревала, что знает, к кому обращены эти слова.
Еще один звук – вероятно, открылся ящик.
– Попробуй еще раз, сучара, получишь прямо между сисек.
Возможно, Ханнафин достал револьвер из прикроватной тумбочки. Затем около минуты он занимался чем-то непонятным – раздавался только шелест. Наконец Джейн услышала звуки тонального набора. Ханнафин явно перевел мобильник в режим громкой связи, потому что после второго гудка раздался женский голос:
– «Вудбайн, Кравиц, Ларкин и Бенедетто».
Юридическая фирма.
– Рэндала Ларкина, пожалуйста.
– Минуточку, пожалуйста.
Еще один женский голос:
– Офис Рэндала Ларкина.
– Лоренс Ханнафин. Соедините с Рэнди.
– Он разговаривает, мистер Ханнафин.
– Поставьте на ожидание.
– Боюсь, что разговор долгий.
– Скажите ему на ухо. Сообщите, что это важно. Вопрос жизни и смерти.
Джейн Хок стояла у окна пустого дома, прижимая к уху анонимный телефон в ожидании ответа Ларкина. Грозовой фронт, темный, как железо, наползал на небо со стороны Глендоры, заполняя угрожающей, мрачной тишиной все пространство вплоть до Пасадены.
15
Кора Гандерсан жила среди широких холмистых полей и хвойных лесов: сосны разных видов, голубые, черные, европейские ели. Луга были покрыты одеялом безукоризненной белизны, деревья украшены снежными гирляндами, как на рождественских открытках. Дорогу местного значения расчистили как следует – черная атласная лента, брошенная на девственно-белую землю.
Белизна, похоже, была в повестке дня: окрестные пейзажи, машина, за рулем которой сидела Кора, ее платье, туман, заволокший ее память, не давал ей разглядеть собственные намерения. Облако, окутавшее разум, не тревожило ее теперь, а, напротив, доставляло приятные ощущения: собака была дома, в безопасности, а сама она, сидя в теплом салоне, пересекала зимнюю Страну чудес. Свобода от чрезмерного умственного напряжения была благодатью. Всю жизнь мысли ее метались, когда она исписывала стопки бумаги, так и не осмелившись отправить их агенту или издателю, когда разрабатывала новые методики обучения для детей с особенностями развития, когда нажимала на попечительский совет, чтобы школа больше помогала мальчикам и девочкам, от которых многие спешили скорее избавиться, считая их помехой, камнем на шее общества. Теперь она думала только о красоте и покое местности, по которой ехала, о внутреннем голосе, который заботился о ней и обещал, что ее мечты сбудутся.
Поездка в город занимала полчаса, если не гнать. И Кора не должна гнать. Ее ни разу не оштрафовали