М.Я. Пергамента, местом «ссылки» которого стал Тартуский университет[178], в 1912 г. профессора И. А. Покровского направили в университет Святого Владимира в Киев, самого Гримма в 1913 г. отправили в Харьковский университет (л. 35). В воспоминаниях подробно описаны перипетии борьбы с Кассо в 1911–1913 гг., в том числе и эпизод, когда члены Госсовета выступили против вмешательства не в меру ретивого министра в дела их епархии и отстояли Гримма.
Любопытно, как меняется авторская позиция мемуариста. Описывая историю создания и выборов в Госсовет, Гримм говорит о себе в третьем лице, подчеркивая объективность своей позиции. Затем в главе «Первые впечатления» (л. 9-13), где речь идет о группировках внутри Совета, в том числе о самой малочисленной «левой группе», куда причислялись, кроме академической курии, некоторые представители земства, дворянства (князь И. Г. Чавчавадзе) и торгово-промышленной курии (П.О. Гукасов) – всего 18 человек, – Гримм ясно дает понять и о своей принадлежности именно к ней и повествует уже от лица этой группы («мы», «нас», «нашей» и т. д.). Только к концу главы, когда выясняется, что Гримма выбрали председателем левой фракции, он переходит на собственный голос: «В результате дальнейших переговоров председателем группы был избран я, занимавший в то время должность декана юридического факультета» (л. 12). Смена голосов в зависимости от позиции автора прослеживается на протяжении всего текста. При этом непосредственный голос автора «я» эксплицитно выражается вначале довольно редко и ближе к концу проявляется вполне. Д. Д. Гримм, как ученый-правовед, историк и последовательный конституционалист (до революции он был в кадетской партии), стремится к объективизации процесса повествования, так как речь идет не о личной судьбе (исключение составляют эпизоды его «войны» с министром Кассо, описание личных обязанностей Гримма в Совете), а о событиях, в которых Гримм, как гражданин России, сам принимал участие или свидетелем которых был. Так, рассказывая о судьбе М.М. Ковалевского, претерпевшего австрийский плен, умершего весною 1916 г., Гримм пишет: «К счастью своему, он не дожил до несказанного несчастья нашей родины, которой он верой и правдой служил всю свою жизнь» (л. 47).
Гримм выступает как опытный мастер политического портрета в рассказах о С.Ю. Витте, А. Ф. Кони, П.А. Столыпине, В.Н. Коковцове. Вот его Витте: «Это была в полном смысле демоническая натура, одновременно и созидательная, и разрушительная. Два демона зараз владели душою С. Ю. Витте: всепожирающий инстинкт властолюбия и крайний, чисто ницшеанский эгоцентризм, не знавший и не признававший никаких моральных сдержек. На службе у этих двух демонов состояли живой, практический ум, сильная, непреклонная воля и необузданный темперамент его. И ум, и воля, и темперамент сами по себе являются чисто формальными душевными свойствами. Содержанием их наполнял обуревающий графа инстинкт властолюбия» (л. 48). Тем не менее Витте симпатизировал либеральным академистам и состоял в числе «тайнобрачных» (так назывались сочувствующие)