у нее нашли непорядки в легких и послали ее за границу, в Сан-Ремо, откуда она мне писала ласковые письма.
В этом году Маргарита приходила ко мне так, что мы занимались с ней до самого обеда, после чего она оставалась у нас обедать, а потом шла на урок к Вуколовым, жившим на Петроградской стороне, я часто ходила ее провожать после обеда; мы шли с ней по Биржевой линии и затем по Тучковой набережной до Тучкова моста, оттуда я бежала домой одна. Мы обе любили эти короткие прогулки в сумерках, во время их как-то откровеннее говорилось. Маргарита была откровеннее Miss Violet, она рассказала мне о своем романе с неким Arnold Leiberg, которого я часто видела в Безо. Он мне, по правде сказать, не особенно нравился, такой типичный немецкий буржуа. В прошлом году он приходил встречать Маргариту, когда она уходила от нас, а в этом году он уехал работать в Самару, так что у Маргариты были теперь только письма.
В прежние годы гости приходили к нам в любой день, почти каждый день кто-нибудь заходил. Ввиду того что здоровье матери постепенно ухудшалось и такие частые гости утомляли ее, был выбран приемный день – суббота, в который и приходили гости, главным образом ученики отца: Ж. И. Иоцич, Николай Николаевич Соковнин, 3. А. Погоржельский, Лев Михайлович Кучеров, и другие. Я уже писала, что мать плохо слышала, слух ее постепенно ухудшался, и уже несколько лет она могла слышать только при помощи слуховой трубки. Для обозначения некоторых предметов и людей у нас в ходу были определенные символы, образы. Так же как и теперь, услышав звонок, мы смотрели в окно на лестницу, чтобы узнать, кто пришел. Если приходил Соковнин, мы приставляли палец к носу и давали таким образом матери понять, что пришел Николай Николаевич, у которого действительно был довольно длинный нос. Николай Николаевич бывал у нас довольно часто. Отец симпатизировал ему, считал его хорошим, принципиальным человеком. Николай Николаевич был единственным сыном, отец его жил в своем имении, расположенном где-то в приволжском крае. Он был очень культурный человек, друг поэта Мея. Николай Николаевич ездил на лето к отцу, а когда отец умер, ему пришлось самому заняться имением, хозяйство требовало много средств, а доходов было мало. Он наладил там производство масла, сливочного и столового[200]; масло это присылали в Петербург для продажи, мы также его покупали, чтобы поддержать Николая Николаевича. Николай Николаевич не был женат, как я впоследствии узнала, у него был роман с женой одного чиновника, служившего в правлении Университета, некоего Погорелова. Погорелов жил с женой и двумя детьми в главном здании Университета. Я много раз встречала его жену, всегда нарядно одетую даму высокого роста с глазами навыкате. Как оказалось, она постоянно требовала с Николая Николаевича денег, и однажды, не будучи в состоянии исполнить ее требования, Николай Николаевич, бывший казначеем Русского химического общества, растратил деньги общества. Видя, что ему не возместить этих денег перед ревизией, Николай Николаевич пошел в парк Каменного острова и застрелился.
В январе