аспустившейся листвы на деревьях, еще нетронутая пылью огромного мегаполиса.
Выходя из метро станции ВДНХ, Лена увидела у колонны одиноко стоящую пожилую женщину в платочке, повязанном по-деревенски, на ее худеньких плечах болтался потертый мужской пиджак, а рядом у ног, обутых в стоптанные бесформенные туфли, стоял ярко-красный пластмассовый тазик с букетиками фиолетово-сиреневых фиалок, обложенных упругими темно-зелеными листьями.
– «Какая удача! Сегодня явно мой день! Солнце, любимые фиалки! Волшебно! – в восхищении подумала девушка, подходя к тазику с заветными цветами.
– Счастья тебе, красавица! – сказала женщина, неожиданно демонстрируя белоснежную улыбку, удивительно преобразившую ее морщинистое загорелое лицо, и протянула ей букетик фиалок.
Лена вздохнула пленительный аромат первых весенних цветов и почувствовала себя чуть ли не принцессой эльфов, получившей тайное послание от лесной феи в образе деревенской пожилой женщины с натруженными руками. «Эта женщина похожа на мою прабабушку Прасковью», – отметила мысленно девушка, и в ответ улыбнулась женщине. Когда Лена улыбалась, то лицо ее освещалось мягким светом, а россыпь нежных веснушек украшали переносицу – по истинно «солнечная» девочка.
Да она и есть принцесса, так иногда ее ласково называет мама, и возраст – месяц назад ей исполнилось девятнадцать лет, и внешний вид вполне соответствующий, чтобы чувствовать себя таковой. Проходя мимо универсама, девушка посмотрела в сверкающее стекло огромной витрины магазина, отразившей невысокую хрупкую фигурку с копной светло-каштановых волос, обрамляющих бледное лицо с высокими скулами. И даже в расплывчатом стекле витрины выделялись сияющие в пол-лица серые глаза. Отразившийся в стекле образ явно порадовал девушку: «Да, Елка, хоть ты и не первая красавица, но «чертовски миленькая», – удовлетворенно подумала она. Дополнительной уверенности придал ей и щегольской наряд. Сегодня Лена впервые надела новый венгерский плащ цвета лаванды, удачно купленный мамой в переходе ЦУМа, и блестящие коричневые лодочки. И все это великолепие она облачилась по случаю Дня рождения ее лучшей подруги – Маринки, самой красивой и веселой девушки на их потоке. Праздничное настроение, царившее в сердце, усиливала льющаяся из динамика песня Юрия Антонова «Для меня нет тебя прекрасней…», перекрывающая шум автомобилей.
Лена взглянула на маленькие часики – подарок мамы на восемнадцатилетние. «Ого, уже, без семи двенадцать! Обещала Маринке, что приду вовремя, а уже опаздываю минут на сорок», – в панике подумала девушка и ускорила шаг.
Марина жила недалеко от Останкино на улице Бориса Галушкина в фундаментальной «сталинке». Уже подходя к дому подруги, Лена увидела у подъезда двух высоких парней в форме курсантов. Они галантно перед ней расступились, когда она поравнялась с ними, и один из них, восхищенно глядя на девушку, сказал:
– Какие красивые цветы!
– Сережа, цветы красивые, но посмотри, какая прелестная красавица их несет! – ответил второй, и, повернувшись к Лене всем корпусом, вскинул правую руку к козырьку фирменной фуражки, и громко произнес:
– Девушка, разрешите познакомиться? Это мы вас встречаем!
Лена улыбнулась ему своей самой лучезарной улыбкой, и еще больше выпрямив спину, с высоко поднятой головой («взгляд на уровне третьего этажа»), походкой танцовщицы прошла молча мимо. Весь ее вид говорил, что она девушка порядочная и на улице не знакомится.
«А ребята очень даже симпатичные, особенно юноша с серыми глазами, Сережа, кажется», – отметила про себя она.
Подъезд, в который она вошла, был под стать дому – гостю встречала лестница с широкими мраморными ступенями и старинный лифт с металлической резной решеткой внутри. И хотя квартира Марины была на третьем этаже, и вполне разумно было подняться по лестнице, Лена всегда медленно поднималась на лифте-пенале, уж очень ей нравилось это необычное для современных домов сооружение.
Они с мамой жили в панельном девятиэтажном доме с грязным подъездом, где навечно поселился запах прогорклой капусты и жареной рыбы. Стены узкого подъезда с облупленной краской пестрили надписями типа «Ленка дура» или «Маша + Ваня = любовь» или любимые три буквы советских подростков; а выщербленные ступеньки при вечно разбитых подъездных лампочках грозили вывихом лодыжки. Дом находился вдали от центра – на Зеленой проспекте в Перово. И Лена мечтала жить когда-нибудь в таком же доме как Маринкин – с торжественной мраморной лестницей, с высокими потолками и огромным светлым холлом, а не в обшарпанной панельке.
Мама радовалась их жилью, которое они приобрели в результате обмена огромной комнаты в коммунальной квартире на Остоженке на отдельную двухкомнатную квартиру, хотя и несколько далеко от исторического центра города. Теперь у обеих была отдельная комната и своя кухня, а не стол в длинной темной комнате, соседствующий с еще такими же пятнадцатью, и на веки вобравшими в себя запахи мокрого белья и жареной картошки.
Лена после школы поступала на исторический факультет в МГУ, но, не набрав всего два балла, пошла в Московский педагогический институт. С Мариной они подружились в первый