Я чувствовал себя так, будто меня долго-долго терли о мелкую терку. И вот я весь покарябанный, в миллионах кровоточащих ран, малейшее касание которых вызывает нестерпимую боль. Я готов был заорать на вдруг заголосившего где-то совсем рядом петуха матом. Лишь бы меня оставили в покое. Все. Все. Все. И чтобы я сам оставил себя в покое, наконец. Я не выдержал и сначала ускорил шаг, а потом, преодолев усталость, и вовсе побежал. Пробегая мимо идущего по направлению к трапезной монаха, я услышал что-то вроде осуждающего «по монастырю не бегают» и чуть было не ответил посылом куда подальше. Я долетел до нашей жилой «башенки», поднялся бегом по лестнице. Быстро сорвал с себя верхнюю одежду и, не отвечая на какие-то вполне дружелюбные вопросы соседей по комнате, забрался под одеяло и затаился. Сначала я просто лежал тихо-тихо, стараясь не дышать. А потом почувствовал, как начинаю поскуливать, а по щекам катятся предательские горькие грязные слезы. Я пытался сдерживаться, но ничего не получалось. Я засунул кулак в рот и беззвучно рыдал под пахнущим болотом одеялом. Рыдал долго, пока не кончились все слезы, пока мозг не стал похож на крошеный скрипучий пенопласт без каких-либо мыслей и сигналов. Пустой, белый, гранулированный мусор. Я поджал ноги к груди, закрыл глаза ладонями и наконец-то уснул.
Глава 4
День первый
Дорога от монастыря шла через болота. Грунтовая, насыпная, построенная на пожертвования богатых прихожан, замаливающих грехи девяностых. Они, возможно, как и я, однажды сбежали сюда от своих душевных болей. Сбежали, нашли себя или Бога, а, вернувшись обратно в мир, выделили достаточную сумму, чтобы у каждого желающего появилась возможность добраться до этого глухого места. Когда-то путникам приходилось идти по еле заметной тропинке через болота. Сейчас через эти непроходимые топи и вечно гниющий лес вела более-менее сносная грунтовка, по которой возможно было проехать на легковом автомобиле.
Я застегнул куртку до самого верха, натянул поглубже капюшон и зашагал от монастыря. После нескольких часов очень больного тревожного сна мне хотелось пройтись, побыть одному, так, чтобы никто не мешал разобраться в себе. Время было около трех дня. Я так ничего и не ел. В голове был некий барьер, мешавший мне пойти вместе со всеми в трапезную и подкрепиться монашеской едой. К тому же постоянное бурчание в животе меня мало беспокоило. Гораздо больше меня интересовал ответ на вопрос, почему я здесь. Но ответ пока не находился. Я просто скрылся, убежал. От самого себя и проблем. От груза потерь, накопленных за тридцать лет какой-то пустой жизни. От ошибок, совершаемых раз за разом, комом катящихся за мной, грозящих раздавить меня в лепешку, стоит мне только остановить свой бег. От долгов, от очередной денежной катастрофы, как мне казалось тогда, раздавившей мою волю и мое эго навсегда. Я нигде не мог укрыться от всего этого. Но мне показалось, что здесь, за стенами монастыря, я хотя бы дам себе передышку.
Я