тебе, – послышался Юлин голос, – мне с этим пузом уже ничего не наденешь сексуального… Хотя Жоржика и Вази, кажется, до чертиков вставляет, что они трахают чью-то брюхатую жену.
Пальцы судорожно сжались, желая бить и крушить. Вставляет их, козлов. Нелюди какие-то, а не мужики. Придется им тоже хорошенько вставить и не один раз.
– Это ведь так необычно и пошло, – продолжила меж тем женушка. – Но знаешь, я тоже постаралась, прикупила красивенький беленький бэби-долл… Мы будем с тобой, как черное и белое, ангел и чертовка.
Нет, шлюхи, к ангелам вы обе не имеете никакого отношения.
– Всего одна пара осталась, – мечтательно произнесла подружка.
– Скорей бы уж, – поддержала ее Юля,– мы так давно не устраивали секс-марафоны, и представляешь, я сегодня смогу подольше задержаться… Сашка свалил в командировку, а его мамаша добрая тупая курица, ей легко на уши лапши навесить.
Поломал еще одну ручку… Разве можно так говорить о женщине, которая ее во всем поддерживала? Заботилась, баловала, покупала кучу подарков. Злость стремительно закипала внутри. Злость, как много злости бушует внутри меня во время этого дурацкого брака, погашу одну волну, а они набегают снова и снова, и каждая последующая больше предыдущей. Суки! Две молоденькие девочки в предвкушении свидания с возлюбленными, точнее в их случае – жесткого группового секса. Нет, я всякое видел, уже давно не смотрю на женщин через розовые очки, основательно пропитался цинизмом, но сейчас, честное слово, от того, что они творили, был в прострации. Восемнадцатилетние девушки должны мечтать о любви, а не о групповушке под наркотой. И уж совсем о другом надо думать беременным женщинам. Почувствовал себя глубоким стариком, они практически всегда недовольны нравами подрастающего поколения. Шлюхи! Суки… Какие нравы, Сашка?! Эта полная аморальщина.
И в этот момент раздался телефонный звонок.
– Да.
Молчание… Но отчего-то трубку не положил.
– Да, я вас слушаю.
– Александр Иванович… – раздался шумный женский голос, словно его обладательница, перед тем как мне позвонить навернула несколько кругов по кабинету.
Ток побежал по расшатанным нервам, внутри словно толчок, причем непонятно, болезненный или приятный. Моя Роза, моя прекрасная Роза… Если бы ты знала, Таня Лазарева, как мне плохо, в каком мраке человеческой низости я нахожусь. Моя жизнь все время завязывается в тугие, не дающие вздохнуть узлы, которые невозможно распутать. И, кажется, самое сложное уже произошло, но вот новый узел, и ты понимаешь, раньше была только присказка…
– Таня, – прохрипел я, еще раз ломая уже переломанную напополам ручку.
Если бы ты знала, Андалузская Леди, какая бессовестная сука твоя младшенькая сестра.
А дальше пошел официальный, деловой, до зубного скрежета отчужденный тон, и мелкие шпильки по поводу моих деловых качеств.
Мне и так плохо… Внутри, выжигая внутренности, словно кислота плещется,