и тканям организма, – гласили строки. – Кровь несет питательные вещества и уносит продукта метаболизма.
Кровь протекает под нашей кожей, разделяясь на два русла…».
Строчки постепенно утрачивали печатную четкость.
Буквы затанцевали, вытягиваясь, принимая изящный, чуть наклонный витиеватый вид:
«Волны качают меня, расступаясь под тяжестью тела. Принимают в огромную колыбель, в ледяные объятия. Меня больше ничто не тревожит, не беспокоит. Я знаю, я чувствую, я ощущаю себя мертвым».
Книжка выскользнула из рук.
Во сне Лена вновь очутилась перед закрытой дверью квартиры, из которой сбежала тремя часами раньше.
В руках она держала кожаную сумку на мягкой подкладке. Ту самую маленькую дамскую сумочку – вместилище огромного количества вещей. Благодаря мягкой подкладке все попытки отыскать что-то в сумочном чреве, обречены на поражение.
Когда Лене всё же удалось ухватить кончиками мокрых, непослушных пальцев ключи, дверь распахнулась сама по себе.
За ней, как и полагалось, лежал коридор, освещенный мерцающим, неровным светом восковых свечей, плавающих прямо в воздухе.
За рифленой поверхностью двустворчатой двери, ведущий в зал, проглядывался человеческий силуэт. Он как-то странно дёргался, будто марионетка, исполняющая танец. То ломался под острым углом, так, что казалось, кости сейчас вылетят из суставов. То плавно кружился на месте.
Музыки не было.
Фигура танцевала в тишине.
Не задерживаясь, Лена прошла вперед, дальше по коридору, к ванной. У входа она остановилась, глядя в щель между полом и дверью.
Щель заполнилась чарующим, привлекающим внимание голубоватым сиянием. Свет был необычайно красив.
– Не ходи туда, – предупредил чей-то голос.
Лена пожала плечами. Она никого не обязана слушать. К тому же, она просто не сможет удержаться от искушения узнать, что способно так ярко и желанно светиться.
Она распахнула дверь.
В первый момент между яркими всполохами невозможно было ничего разглядеть. Свет клубился, будто пар.
Когда же видимость прояснилась, Лена увидела перед собой ванну, заполненную тёмной, густой и вязкой, как смола, кровью. Скользкие ошметки, плавающие, будто кусок мяса в наваристом супе, были ничем иным, как измельченными человеческими внутренностями, превращенными в осклизлые лохмотья, вперемешку с человеческими экскрементами.
Лена попятилась и наткнулась спиной на неизвестного незнакомца, который, воспользовавшись ситуацией, крепко обнял девушку за плечи, удерживая на месте.
– Не входи сюда, – зашипел некто недобрым, сипящим голосом прямо в ухо. – Не входи. Пожалеешь…
Лена проснулась, разбуженная собственным криком.
Из абажура лампы тускло светила лампочка, рассеивая вокруг себя ровный свет, легко скользящий вдоль дивана, похожего на уютно свернувшееся животное.
Свет трепетал на шторах, заставляя блестеть полировку комода и стола.
На крик вбежала мать:
– Что случилось?
– Приснился кошмар, – ответила Лена, зарываясь